Чувство, что большее возможно

Когда учишь людей теме, которую ты пометил как «рациональность», помогает, если они уже заинтересованы в ней. (Есть менее прямые пути учить людей составлять карты, отражающие территорию, или оптимизировать реальность в соответствии с их ценностями, но я выбрал именно явный метод.)

И когда люди объясняют, почему они не заинтересованы в рациональности, одна из самых частых причин — это что-то вроде: «Я знаю парочку рациональных людей и они не кажутся мне более счастливыми»

О ком они думают? Наверное, об объективистах или о ком-то похожем. Может, об обычном учёном, которого они знают. Или обычном атеисте.

Это далеко не самая суть рациональности, как я и говорил прежде.

Даже если ограничиться людьми, способными вывести формулу Байеса — что уже вычёркивает 98% вышеназванных — это всё ещё не суть рациональности. В смысле, это же довольно базовая теорема.

С самого начала у меня было чувство, что должна существовать какая-то дисциплина познания, искусство мышления, навык, делающий людей заметно компетентнее, мощнее; эквивалент Поднятия Уровня в Крутости (English).

Но когда я смотрю на окружающий мир, я не вижу этого. Иногда я замечаю намёк, эхо того, что должно быть возможно, когда читаю творчество Робина Доуса, Даниэла Гилберта, Туби и Космидес1. Отдельные маститые учёные-психологи, которым далеко не всё равно — настолько не всё равно, что, мне кажется, их коллеги чувствуют себя неудобно, ведь не круто заботиться о чём-то настолько сильно. Они уловили ритм, единство, пронизывающее их аргументы —

Но даже это… всё ещё не самая суть рациональности.

Даже среди тех немногих, кто впечатляет меня отголоском брезжущей внутренней мощи, я не думаю, что их мастерство рациональности может сравниться со, скажем, мастерством математики Джона Конвэя2. Базовое знание, которое мы привлекаем к построению нашего понимания — если извлечь только части, которые мы использовали, а не всё, что было необходимо изучить, чтобы отыскать их — не сравнимо по величине со всем тем, что профессиональный инженер-атомщик знает про строение ядерных реакторов. Наверное, оно даже не сравнится с тем, что обычный инженер знает про мосты. Мы практикуем наши навыки способами, которые выучили постфактум; однако, эта практика и близко не стояла с тренировочным режимом олимпийского бегуна или даже игрока в теннис средней лиги.

И корень этой проблемы, как я подозреваю, это то, что мы ещё не собрались вместе и не систематизировали наши навыки. Нам пришлось создавать их постфактум, и есть верхний предел, как много один человек может сделать, даже если он может привлечь работу, проделанную в других научных областях.

Основное препятствие, сбивающее нас с правильного пути, — это сложность тестирования результатов тренировочных программ, следовательно мы не можем так просто получить методы, основанные на экспериментальных результатах. Я напишу больше на эту тему, потому что мне кажется, что распознание успешных методов и отделение их от провальных — важная, блокирующее дальнейшее развитие проблема.

Существуют эксперименты, исследующие балансирующие поправки для исправления отдельных когнитивных искажений, но они больше похожи на «заставь студентов практиковаться час, затем протестируй их через две недели», а не на «проведи половину записавшихся через версию А трёхмесячной тренировочной программы, а половину — через версию Б, а затем проведи исследование через пять лет». Вытекающее из обстоятельств количество усилий подходит для обучения людей, которые Действительно Серьёзны Насчёт Рациональности, но никак для тех, кто Готов Потратить Час Времени Или Около Того.

Дэниэл Бурфут3 замечательно заметил, почему интеллект кажется решающим фактором в рациональности: когда приходится импровизировать с совсем малым багажом знаний и количеством систематической практики, интеллект оказывается на самом важном месте.

Почему «рационалисты» не окружены видимой аурой мощи? Почему они ещё не на самой верхушке любой элиты любого направления, имеющего дело с мышлением? Почему большинство «рационалистов» кажутся обычными людьми, возможно со слегка большим интеллектом, с ещё одной игрушкой в чулане?

Тут можно придумать несколько ответов, но один из них определённо состоит в том, что они практикуются в рациональности намного менее систематично, чем каратист с первым даном — в поединках.

Я не ухожу от критики. Я не бейцукай (English), потому что есть граница того, как много Искусства можно создать в одиночку и как сильно можно полагаться на умозрительные заключения без экспериментально выявленной статистики. Я знаю о единственном использовании рациональности под названием «редукционизм запутывающих знаний». Об этом я спрашивал свой мозг, это он мне дал. Есть и другие искусства, я думаю, которые могла бы включить зрелая рационалистская тренировочная программа, которые сделали бы меня сильнее, счастливее и эффективнее. Если бы я только мог пройти через стандартизированную тренировочную программу, собирая сливки с методов обучения, экспериментально подтверждённых, как эффективные. Но моя жизнь не вместит ещё один огромный сфокусированный поток усилий, который я вложил в моё под-искусство рациональности, создавая его с нуля.

Я считаю себя в чём-то лучше каратиста с первым даном, но в чём-то и хуже. Я могу пробить кирпич и уже работаю над сталью, при том, что моя конечная цель — адамантий. Но у меня весьма приблизительное понимание того, как следует бить, блокировать или бросать в уличном бою.

Почему есть школы боевых искусств, но нет рационалистских додзе? (Этот вопрос был первым в моём первом посте в блоге.) Разве бить важнее чем думать?

Нет, но гораздо легче проверить, ударил ли ты кого-то или нет. Это часть обучения, важная часть.

Но что ещё более важно, есть люди, которые хотят бить, которые следуют идее, что должно быть систематизированное искусство сражения, которое сделает обучающегося заметно более мощным бойцом, со скоростью и изяществом за пределом возможностей не практикующихся. Они идут в школу, которая обещает научить их этому. И эта школа существует, потому что давным-давно у каких-то людей было чувство, что большее возможно. Эти люди собрались вместе, поделились между собой техниками, практиковались вместе, формализовали знания и в конце-концов разработали Систематизированное Искусство Боя. Они добились так много потому что считали, что должны быть круты, и были готовы вложить усилия.

Сейчас они добились чего-то стоящего этим стремлением, в отличие от тысячи других стремящихся к крутости, потому что могли сказать, ударили они цель или нет; это дало возможность школам регулярно соревноваться друг с другом в реалистичных соревнованиях с явно определёнными победителями.

Но до всего этого было стремление, желание стать сильнее, чувство, что большее возможно. Видение скорости, силы и грации, которой они ещё не обладали, но могли бы обладать, если бы вложили уйму работы, которая позволила бы им систематизировать, тренироваться и тестировать.

Почему у нас ещё нет Искусства Рациональности?

В-третьих, потому что современные «рационалисты» имеют проблемы в командной работе: об этом я напишу больше.

Во-вторых, потому что сложно проверить, успешна ли тренировка или какая из двух школ сильнее.

Но во-первых, потому что у людей нет ощущения, что рациональность — это что-то, что должно быть систематизировано, тестируемо и передаваемо, как боевое искусство, что должно включать так же много знания, как и инженерия, чьи суперзвёзды должны практиковаться так же усердно, как и шахматные гроссмейстеры, чьи успешные адепты должны быть окружены видимой аурой крутости.

И обратно, они не оглядываются на отсутствие видимой мощи, и не говорят: «Должно быть, мы делаем что-то не так»

«Рациональность» кажется ещё одним хобби, о котором люди говорят на вечеринках, искусственным разговорным одеянием с немногими или вовсе никакими бонусами; при том не кажется, что этот подход неверен.

• 1. В оригинале Robyn Dawes, Daniel Gilbert, Tooby & Cosmides. — Прим.перев.
• 2. В оригинале John Conway. — Прим. перев.
• 3. В оригинале Daniel Burfoot. — Прим.перев.