desmod , Alaric, сразу ремарка: я не упираюсь, не пытаюсь настоять на своем, доказать свою правоту или оставить последнее слово за собой. Это просто попытка объяснить ход моих мыслей.
Я опять вернусь к христианству и к соотношению целей и средств. Внутри своей парадигмы христианство сформулировало ответ на вопрос, почему нельзя пользоваться плохими методами для достижения хороших целей. Потому что, поступая плохо, ты заключаешь сделку со злом. А сделку со злом заключать нельзя. Не потому, что зло глупое там, или не договороспособное. Как раз наоборот. Зло ОЧЕНЬ договороспособное. У тебя только мысль мелькнула – а оно уже тут, и готово вовсю договариваться. И зло умное. ОЧЕНЬ умное. По дефолту умнее тебя. Это только в народных сказках герой обманывает глупого черта.
И на любое искушение поступить дурно, даже ради благой цели, ответ может быть только один: «отойди от меня, Сатана!» Зло умнее, хитрее, если угодно – рациональнее любого человека. И ограничено только одним: ему нужно принципиальное согласие на сотрудничество. Пока его нет – зло бессильно. Когда оно есть – всё пропало.
И для постсоветского... даже не христианства, а в принципе пространства морально-этических дискуссий это был очень ключевой момент. Потому что диктатура – это вообще плохо вроде бы. И террор – тоже как-то неважнецки. Но вот «диктатура пролетариата» - это уже вдруг хорошо, и «красный террор» - тоже, потому что для благого дела же. Или вот террористы дома взрывают – и что-то нет желания это оправдать, а тебя всю жизнь в школе-то учили, что народовольцы были хорошие ребята – даром что бомбами кидались. И вот когда всё рухнуло – тогда и начала всплывать эта мысль: со злом договариваться нельзя? Или можно? Или нет?.. А если нет – почему?
И для «Бастиона» тоже это было одной из ключевых тем: со злом договориться невозможно. Так что, увидев эту рецензию, скажем так, выходящую за рамки допустимого, я удивилась, что же могло настолько вывести из себя умного и культурного человека, чтобы он эти рамки перешагнул. И вспомнила о «Бастионе» (да, скорее всего, о старом «Бастионе», который нынче, кажется, превратился во что-то довольно неприличное), и о тогдашних дискуссиях о том, что нет, нельзя вступать в сделку с дьяволом, и нельзя писать про это, нельзя придумывать и описывать примеры успешных сделок с дьяволом, рассуждать о допустимости или оправданиях подобных сделок. Допуск – нулевой. Оправданий – нет. Согласился на сделку – перешел на темную сторону.
А дальше вопрос, из чего мы исходим. Если из того, что зло в принципе неспособно к диалогу, то любое «описываемое зло» либо будет обезличено – то есть, из врага превратится в явление окружающей среды, которое действует согласно какой-то аксиоматике мироздания (то есть, не «зачем», а «почему»), либо «описываемое зло» будет выглядеть в конечном итоге результатом той самой дегуманизации врага, произведенной автором, либо будет просто слабоумным. Описать вменяемое, персонифицированное зло, которое будет хоть немножко умнее палочки Коха, с такой позиции не получается. Неубедительно.
А тут – договороспособное, умное, рациональное зло. Очень убедительное – и не перестающее быть злом при этом. Да в нагрузку еще и герой, который, в лучших традициях народных сказок, сумел со злом договориться и его же объегорить. То есть, еще раз: «христианский» Гарри, или, по крайней мере, существующий в христианской культурной традиции (в которой в общем-то существует вся европейская культура по большей части) заранее бы знал: если он воспользуется помощью Врага, чтобы воскресить Гермиону, рано или поздно наступит момент, когда и он, и она страшно, непоправимо пожалеют об этом.
