2. Поговорим по понятиям
...Поначалу я хотел заняться критикой. Не в популярном смысле («я прав, а ты дурак, и вот почему») и даже не в научном («моя модель реальности работает лучше твоей, и вот тому свидетельства», ну или «моя карта точнее»), а в философском («моя модель отличается от твоей, и вот в чем») - примерно как Ленин в моей любимой работе «Материализм и эмпириокритицизм». Но я так долго всё это пишу, что успел убедиться в непродуктивности такого подхода. Кого и что критиковать? Я не читал и десятой части написанного Юдковски, а из того, что читал, связной и четкой позиции, на которую можно было бы опираться в критике, не просматривается. Скажем, из упомянутой работы Ленина я получил неплохое представление об идеях Маха и Авенариуса — и они мне понравились больше диамата (тем самым в моем случае автор добился ровно противоположной цели, нежели ставил перед собой). А сможет ли кто-нибудь из нынешних моих инсинуаций получить представление о взглядах Юдковски? Вряд ли.
Так что критики не получится. Получится мелкотравчатое критиканство. Которое я постараюсь минимизировать. И буду лишь более или менее последовательно излагать свои феноменологические представления, кое-где указывая на отличия от того странного образа эпистемологического рационализма, который сложился в ходе чтения статей и комментариев людей, считающих себя байесианцами-рационалистами. Образ вполне может быть искаженным, так что отличия могут оказаться фиктивными.
Прежде всего хотелось бы немного разобраться в терминах, чтобы не спорить о них с мудрецами.
Слова-то у людей несметны, хитры они и укоризненны.
Наградой они нам — посмертной, зато мученьем они нам — пожизненным.
Но как же вам без них темно, сердца, как душно вам, как тесно вам!..
И снова произносятся не те слова, не те слова.
Для начала — страшная парочка «субъективный-объективный». Девять из десяти умных диспутов с применением этих слов на моей памяти сваливались в голимую схоластику. Неудивительно. У них в русском языке нет четкого значения: а) вне контекста; б) в отрыве друг от друга. Они корректно осмысливаются только в паре, в противопоставлении, и только в рамках некоторой дисциплины. В юриспруденции, например, имеется объективное право и субъективное право, и никакой путаницы. В гносеологии субъект - это познающее начало, а объект - познаваемое, и тоже вроде все ясно, но когда дело доходит до прилагательных... Граница между «субъективным» и «объективным» зависит от философской позиции. А в английском subject – это еще и «предмет». Скажем, в логике суждений субъект противопоставлен предикату, а не объекту. Тот, кто высказывается — субъект, то, о чем речь — тоже субъект... бедные англичане! Думаю, в эпистолярном жанре эти слова следует отнести к обсценной лексике.
Но самое сложное для англичан — различить правду и истину. У них на все случаи одно слово truth. В то время как в русском языке правда имеет явный оттенок «мое, личное», а истина — это нечто абсолютное, всеобщее и слегка абстрактное. Есть еще verity, есть veracity, но всё это не совсем то. Правда - это система моих убеждений. А истины я не знаю. Вопрос «истинны ли мои убеждения», то есть «насколько близка моя правда к истине» - это водораздел между мировоззрениями — например, моим и Юдковски. Не ответ, заметим, а сам вопрос. Я им попросту не задаюсь. Мне важнее соответствие моего бытия правде, а не истине. Потому что из-за несоответствия в первом случае рождается ложь, а во втором — всего лишь ошибка. «Мюнхгаузен знаменит не тем, что летал на Луну, а тем, что никогда не лжет».
Поехали дальше. Сознание и познание — в моих понятиях это синонимы. Если же из первого убрать герундиальный оттенок, то познание — это естественное состояние сознания. Познание в широком смысле, не только научное. Ребенок ведь тоже познает мир, даже еще не умея говорить. «Мышление» - часто тоже синоним, в иных случаях появляется смысловой оттенок «функционирование сознания».
Рациональное и иррациональное — в отношении мышления мне, признаюсь, непонятно данное противопоставление. Таким может быть вывод, выраженный в словах или иных символах, таким может быть решение, выраженное в поступке. Но я лично мыслю (и, следовательно, существую) в какой-то иной плоскости, нежели та, в которой лежат данные понятия. Рациональность — это качество логики, а не самого мышления. То есть, это понятие скорее синтаксическое, чем семантическое. Осмысление и вообще оперирование смыслами лежит в другой плоскости. Я мыслю не словами, а как-то иначе. Слова появляются на самой последней стадии мысли — когда я хочу ее оформить вербально (причем это получается далеко не всегда, и никогда не получается абсолютно точно). Но откуда они приходят именно такими? Шут его знает...
Понимаете, если у вас уже есть правила вывода — то думать не о чем, нужно просто тупо им следовать: «Нажми на кнопку - получишь результат». Но почему мне, например, иногда бывает смешно? Видать, смыслы взаимодействуют каким-то нелинейным, нелогичным образом. Мышление суть бурление смыслов: они всплывают, тонут, сцепляются, расходятся, пляшут, выстраиваются в каком-то порядке или беспорядке, но всё это принципиально невозможно отрефлексировать, потому что рефлексия суть перенос взгляда, смена направления мысли. Либо ты думаешь о чем-то, либо о том, как ты думаешь. Поймать ускользающее когнито — это как вытащить себя за волосы. Ну да, каждый уважающий себя человек «просто обязан время от времени это делать». И здесь выплывает термин «трансцендентность», без которого мне, в отличие от Юдковски — никуда.
Пока признаю лишь, что формальная логика (читай - рациональность), безусловно, зашита в мышлении, поскольку оно в ходе эволюции вида и жизненной практики конкретного индивидуума в той или иной степени натаскивается на результативность. Моделей мышления придумано масса, но чтобы пристроить термин «рациональное», мы должны их все забыть и сменить ракурс. Примерно так.
Зачем нужна логика? Чтобы оформить мышление в слова. А зачем нужны слова? Чтобы общаться, чтобы делиться смыслами с другими. Ну, хотя бы пытаться делиться. Конечно, слова лишь форма, наполнить которую смыслом (содержанием) может лишь сам человек. (Более того, с помощью слов люди чаще делятся не смыслами, а эмоциями. Что, кстати, весьма результативно, хотя бы в смысле социальной адаптации. Но это уже психология, отдельный разговор.) В чужую голову не залезешь. О том, как мыслит другой, я могу судит лишь по тому, как он свои мысли выражает. И вот тут-то и обретает искомую корректность термин «рациональность». Он относим не к «мышлению_как_таковому», а к «мышлению_как_оно_выглядит_ со_стороны». Такое «вербализованное чужое мышление», взятое в «социальной проекции», бывает очень разным. Ведь его «результативность» зависит от социальной страты, от профессии, стиля жизни, круга общения, и т.п. Я, например, выделяю гештальтное («иррациональное», голо-ассоциативное), рациональное (формально-логическое) и системное (неформально-логическое, диалектическое, научное) мышление. Первое дано всем изначально, второе развивается в общей системе образования (видимо, не всегда удачно) либо - целенаправленно - на различных тренингах, и довольно часто, хотя и не всегда и всюду, бывает полезно. Третье требует многолетнего серьезного труда для своей постановки и требуется очень узкому кругу людей для очень специальных случаев. Ну и хватит об этом. Я тут стараюсь всячески уворачиваться от психологии, и развивать эту тему не буду.
