Как это вообще работает? Есть ли возможность не играть роль, а взять и огородить отдельный поток мыслей?
Мне кажется, что основа полезности этого метода попросту в том, чтобы отвлечь себя от нежелания оказаться неправым.
Я тут - заранее прошу прощения - сейчас растекусь мыслию по древу и закопаюсь глубоко в причинно-следственные связи, т.е. порассуждаю сугубо умозрительно о том, почему, на мой взгляд, это нежелание оказаться неправыми оказывается для нас таким важным; исследований по этому вопросу я не видел, но мне кажется что это довольно просто и надежно обосновываемые вещи, которые можно принять за рабочую гипотезу и без прямых подтверждений экспериментом.
Что у нас происходит в последние тысячи лет?
1. Увеличение относительных шансов преждевременной смерти по причинам, мало зависящим от ясности мышления: сначала (до распространения индустриальной медицины) от инфекционных заболеваний и глобальных факторов непреодолимой силы (войн, погромов по всяким ксенофобским признакам, голода после нескольких подряд неурожайных лет), а затем от неинфекционных заболеваний (рака, нарушений обмена).
2. Увеличение взаимозависимости (из-за роста значения трудовой специализации, жизнеобеспечивающей инфраструктуры).
Переформулирую немного иначе. В процессе исторического развития:
1. Быстро падает вероятность серьезно пострадать из-за собственной глупости, небрежности, самоуверенности. Охотник-собиратель не может себе позволить быть глупым, небрежным или самоуверенным - он от этого быстро гибнет или калечится (племя просто не может его страховать, для этого у охотников-собирателей нет ни материальных ресурсов, ни человеческих). Крестьянин уже может быть тупым как валенок - его среда обитания обеднена до крайности, он живет на одном и том же месте за счет небольшого набора одних и тех же средств, лишнее напряжение мысли ему только вредит. Общинное земледелие даже позволяет некоторую небрежность - соседи подстрахуют, а физическая выносливость и неприхотливость куда важнее для выживания. Но самоуверенности крестьянин себе позволить всё ещё не может совсем - он от этого умрет в первый же голодный год или при первом же появлении "грубых мужиков в бронзе". Современный горожанин в более-менее благополучных странах спокойно может себе позволить все эти три недостатка сразу - вероятность серьезно пострадать при этом растет, но растет с таких низких значений и так медленно, что претенденты на Дарвиновскую премию всё равно редки.
2. Быстро падает число социальных ниш, в которых человек может рассчитывать только на себя, зависит главным образом только от себя и может поплевывать на отношение окружающих. Охотник-собиратель живет обычно на свой собственный риск (коллективная охота на крупных животных - скорее исключение, чем правило в жизни охотников), больше ему надеяться просто не на кого. Свободный крестьянин-единоличник также всё ещё зависит главным образом от себя, во взаимоотношениях с соседями ему нужно в основном лишь не лезть на рожон, но общинник и арендатор уже резко зависят от отношений с соседями и/или землевладельцем. Горожанин, как правило, зависит от взаимоотношений с соседями всецело - его жизненный путь _практически полностью_ зависит от того, сумеет ли он снискать расположение всяческого начальства. Это вполне закономерный, практически неизбежный результат специализации и стратификации социумов.
Еще раз, уже третий раз переформулирую несколько иными словами:
Мы эволюционировали в условиях, когда каждый зависел главным образом от самого себя (коллектив подстраховывал лишь в особых случаях - в коллективной охоте, стычках, защите детей), но с развитием технологий и социума ситуация переворачивается - от собственных способностей справляться со средой наша выживаемость начинает зависеть всё меньше, а всё больше зависит от случайностей и отношения окружающих (которыми, соответственно, всё больше тянет попускать пыль в глаза).
И еще четвертая, предельно уже сокращенная и обобщенная переформулировка:
1. Чем дальше, тем меньше жизнь наказывает нас за ошибочную оценку рисков, и тем чаще при этом успевает вознаградить за способность _идти_ на риск.
2. Чем дальше, тем больше мы зависим от своей способности манипулировать другими людьми, и тем меньше - от способности манипулировать всеми прочими окружающими объектами.
Цивилизованный человек потерял необходимость быть любознательным, здравомыслящим и честным с самим собой (это ничего особо не дает и не особо повышает риски), но становится очень зависимым от мнения о нём окружающих (причём обман, актерство, психологическая манипуляция - это всё становится первейшим по важности инструментом жизни).
Иными словами, когнитивные искажения не только почти перестали быть дезадаптациями, но и во многом стали, напротив, инструментами адаптации.
(Здесь я тоже несколько не согласен с тем мнением, которое высказывается обычно популяризаторами-рационалистами и, в том числе, Юдковским. Обычно утверждают, что психологические манипуляции - это наш видоспецифический признак, наша эволюционная специализация. Я в этом далеко не уверен - мне кажется, что это в основном эффект _цивилизации_. Антропологи, кстати, как раз очень часто обращают внимание, что в примитивных племенах люди интеллектуально весьма развиты, но при этом непривычно простодушны, _несклонны_ к психологическим манипуляциям - это сложно измерить объективно, поэтому на это нельзя ссылаться как на твердый научный факт, но держать это в уме, мне кажется, стоит.)
Тут необходим дисклеймер.
Всё вышеизложенное не означает, что я как-то одобряю или даже оправдываю когнитивные искажения.
Технологии, например, неизбежно несут риск травм и техногенных катастроф, но это не означает, что нужно эти травмы и техногенные катастрофы оправдывать и одобрять! Напротив, в первую голову нужно разрабатывать технику безопасности. Так и тут: если цивилизация чем дальше, тем больше портит нам мозг, то тем более нужно усиленно искать методы этому противостоять, ибо иначе мы скатываемся в воронку классической трагедии общин (каждому отдельному индивиду выгодно манипулировать и не париться о рисках, но всем вместе необходимо обратное, ибо с падением цивилизации мы все досрочно умрём, ня, и, между прочим, обратно цивилизация уже почти наверняка не поднимется - нет больше приповерхностных месторождений, пригодных для раннего индустриала).
Так вот, возвращаясь, наконец, из обобщающих эмпирей к вопросу внутренней дискуссии.
Описанный мной выше эффект должен способствовать тому, что люди, с одной стороны, теряют привычку к осторожности, к оглядке на свои возможные ошибки, и, с другой стороны, приобретают привычку скрывать эти свои ошибки, придавать себе вид как можно более значимый, значительный (= уверенный, высокостатусный).
А поскольку мозги у нас всё-таки на базе нейронной сети, а не последовательных строго разграниченных алгоритмов, то эффективный обман требует как бы захватывать собой всю эту нейронную сеть - не только "играть по Станиславскому", оставляя осознание реальности лишь где-то в маленьком уголочке сознания, но терять даже и этот последний контрольный островок, "заигрываться", идти на полный, всеобъемлющий обман-одновременно-с-самообманом. Пока ошибки и самоуверенность были чреваты быстрыми болезненными последствиями - этот метод сдерживался, оставался уделом маргиналов, но сейчас сдерживающие факторы исчезли, и маргиналами становятся те, кто _сохраняет_ трезвое мышление, удерживается от самообмана и тем самым ограничивает и свои способности манипулировать окружающими людьми.
А что мы получаем, если мысленно разделяем себя как бы на две ведущие спор личности?
Мы получаем, что как дело ни повернись - окажется "я прав", поскольку _оба_ участника спора - это "я". И пока мысленный спор идёт - никто со стороны его не слышит, страх показаться дураком притупляется, стремление манипулировать окружающими отступает.
И фокус оказывается только в том, чтобы по завершении внутреннего спора открыто признать его результат; вот тут уже нужно снова встать лицом к лицу со страхом самоунизиться - и этот страх преодолеть. А это теперь проще сделать - ведь результат уже проговорен, сформулирован и проверен сознательно, а не лишь мелькает смутно где-то на краю сознания.
