Церемония посвящения

Узкую лестницу освещали яркие факелы неправильного цвета — пламя напоминало расплавленное золото или осколки солнца.

192… 193…

Сандалии Бреннана тихо щёлкали по каменным ступеням. Звуки напоминали стук медленно падающих костей домино.

227… 228…

На полкруга ниже него по ступеням шелестел край тёмной мантии. Сам человек в мантии постоянно оставался вне поля зрения.

239… 240…

Ещё совсем чуть-чуть, предсказал сам себе Бреннан, и его догадка оказалась верной: шестнадцать раз по шестнадцать ступеней, и они оказались перед стеклянными величественными вратами.

Врата были изготовлены мастерски, с чувством юмора и великим вниманием к коэффициентам преломления. Громадные и изогнутые, они искажали свет, изгибали его, искривляли и всячески использовали его так, чтобы оставить лишь намёки на то, что скрыто за ними (ещё более сильные источники света, тёмные стены). Увидеть что-то внутри было решительно невозможно. Если только, конечно, у вас нет ключа: противо-врат, толстых там, где тонко и тонких там, где толсто. Такой ключ свёл бы эффекты исходных врат на нет.

Фигура в мантии рядом с Бреннаном вытянула обе руки, скрытые перчатками из зеркальной материи. Сверкающие пальцы ухватились за ручки искривлённых врат. Бреннан эти ручки даже не заметил: из-за повсеместных искажений об их очертаниях можно было только догадываться, но невозможно было разглядеть.

— Желаешь ли ты знать? — прошептал проводник. По громкости этот шёпот почти не отличался от обычного голоса, однако гендер говорящего понять по нему было нельзя.

Бреннан замешкался. Ответ на вопрос казался слишком очевидным. Настолько очевидным, что это выглядело подозрительно даже для ритуала.

— Да, — наконец произнёс Бреннан.

Проводник ответил одним лишь молчанием.

— Да, я хочу знать, — сказал Бреннан.

— Что именно ты хочешь знать? — прошептала фигура в мантии.

Бреннан напряжённо наморщил лоб, изо всех сил пытаясь представить партию от начала до конца и надеясь, что он её ещё не проиграл. Наконец он обратился к первому и последнему средству — правде:

— Не важно. Ответ всё равно да.

Стеклянные врата разделились посредине и с еле слышным шорохом ушли в окружающий камень.

В открывшейся зале стояли шеренги людей в мантиях и капюшонах из ткани, поглощающей свет. Стены же в зале оказались не из чёрного камня, а зеркальными. Из-за этого казалось, что квадратная сетка из чёрных мантий во всех направлениях уходит в бесконечность. Возникало ощущение, будто здесь собрались люди из гораздо большего города, а, может, даже и всё человечество. В воздухе ощущалась влажное тепло, дыхание собравшихся — запах толпы.

Проводник Бреннана прошёл в центр площадки, где таким же безжалостным жёлтым пламенем горели четыре факела. Бреннан последовал за ним, а когда остановился, то с некоторым изумлением осознал, что все капюшоны обращены к нему. Ещё никогда в жизни Бреннану не приходилось находиться под столь пристальным вниманием. Оно пугало, хотя и не было слишком уж неприятным.

— Он здесь, — сказал проводник своим странным громким шёпотом.

Бесконечные ряды фигур в мантиях ответили в унисон:

— Кого нет среди нас?

В их идеальном, точно синхронизированном хоре, невозможно было вычленить ни один голос.

— Якоба Бернулли, — нараспев произнёс проводник.

— Мёртв, но не забыт, — откликнулись стены.

— Абрахама де Муавра.

— Мёртв, но не забыт.

— Пьера-Симона Лапласа.

— Мёртв, но не забыт.

— Эдвина Томпсона Джейнса.

— Мёртв, но не забыт.

— Они мертвы, — сказал проводник, — и навсегда утрачены для нас. Но у нас по-прежнему есть мы сами, и проект продолжается.

В наступившей тишине проводник повернулся к Бреннану и вытянул руку. На ладони лежало небольшое почти прозрачное кольцо.

Бреннан шагнул вперёд, чтобы взять его…

…но рука сомкнулась в кулак.

— Если три четверти людей в этой комнате — женщины, — произнёс проводник, — а три четверти женщин и половина мужчин принадлежит Ереси Добродетели, как и я, то какова вероятность, что я мужчина?

— Две одиннадцатых, — уверенно ответил Бреннан.

На мгновение воцарилась абсолютная тишина.

Затем послышался изумлённый смех.

Снова послышался шёпот проводника — в этот раз по-настоящему тихий, почти неслышный.

— Вообще-то, одна шестая.

Бреннану показалось, что его лицо сейчас расплавится — настолько сильно у него вспыхнули щёки. Ему ужасно захотелось выбежать из комнаты. Взбежать вверх по лестнице, покинуть город, а затем изменить имя и начать жизнь заново, чтобы когда-нибудь пройти ритуал правильно.

— Искренняя ошибка по крайней мере честна, — сказал проводник уже громче. — И мы можем понять, насколько ты честен, по тому, насколько ты будешь упорствовать. Если я последователь Ереси Добродетели, то какова вероятность, что я мужчина?

— Одна… — начал было Бреннан.

И осёкся. Вновь повисла ужасная тишина.

— Да скажи уже одна шестая, — прошептал проводник, теперь уже достаточно громко, чтобы его услышали. Снова раздался хохот, местами не слишком добрый.

Бреннан часто дышал. На лбу выступил пот. Если он ошибается, он в самом деле сбежит из города.

— Три четверти женщин умножить на три четверти Добродетельных равно девять шестнадцатых Добродетельных женщин в комнате. Четверть мужчин умножить на половину Добродетельных это две шестнадцатых Добродетельных мужчин. Если у меня есть лишь информация о том, что вы из Добродетельных, то я оцениваю шансы как два к девяти или вероятность как две одиннадцатых, что вы мужчина. Впрочем, я не убежден, что данная информация верна. Во-первых, всё кажется слишком подогнанным. А во-вторых, в зале нечётное число людей.

Рука вытянулась вновь и раскрыла кулак.

Бреннан взял кольцо. В свете факелов оно было почти невидимым. Судя по всему, его сделали не из стекла, но из какого-то другого материала с индексом преломления света очень близким к воздуху. От рук проводника кольцо нагрелось и теперь ощущалось на пальце как что-то живое.

Облегчение было столь велико, что аплодисментов фигур в капюшонах Бреннан почти не расслышал.

Проводник в мантии прошептал последние слова:

— Теперь ты послушник Байесовского заговора.