Вы здесь
Главные вкладки
Ощути смысл
Когда я слышу, как кто-то говорит: «Смотрите — бабочка», произнесенные фонемы «бабочка» попадают в мои уши и вибрируют в барабанных перепонках, попадают во внутреннее ухо, «щекочут» нервы, что приводит к активации нейронов слуховой коры. В которой начинается обработка этих фонем — распознавание слов, реконструкция синтаксиса и прочие сложности.
Но в итоге, через несколько мгновений, у меня появится желание взглянуть туда, куда указывает мой друг, и я увижу там визуальный паттерн, который будет интерпретирован как бабочка. И я довольно сильно удивлюсь, если вместо бабочки я увижу волка.
Мой друг смотрит на бабочку, его горло вибрирует, а губы движутся, звуковые волны незримо передаются по воздуху, мои уши слышат, нервы передают и мой мозг распознает и, ну надо же, я понимаю, на что смотрит мой друг. Разве это не чудо? Если бы мы не знали про звуковые волны, то все газеты трубили бы о невероятном открытии — люди владеют телепатией! Человеческие мозги способны передавать мысли друг другу!
Да, мы действительно телепаты. Однако, если магия является обыденностью и все ваши друзья ею тоже владеют, она никому не интересна.
Думаете, телепатия — это просто? Попробуйте собрать компьютер, который будет телепатически общаться с вами. Телепатия или «язык», или как вам будет угодно назвать нашу способность к частичной передаче мыслей, сложнее чем кажется.
Однако, было бы довольно неудобно думать что-то вроде: «Сейчас я преобразую часть моих мыслей в линейную последовательность фонем, которые вызовут похожие мысли у моего партнёра по диалогу…»
Поэтому мозг прячет от нас сложность, точнее даже вовсе её не показывает. И это приводит к тому, что у людей появляется странное представление о словах.
Как я отметил ранее, когда большой желтый и полосатый объект кидается на меня, я думаю: «А-а-а! Тигр!», а не «Так… Объект с характеристиками огромности, желтости и полосатости был ранее отмечен как обладающий еще и характеристиками «голодный» и «опасный», следовательно, хотя логически это и не выводимо, а-а-а… ХРУМ-ХРУМ-ХРУМ».
Точно также естественный отбор не станет содействовать организму, который, услышав: «А-а-а! Тигр!», будет думать: «Так… Я только что услышал «Ти» и «гр», которые у моих соплеменников ассоциируются с их внутренними аналогами моего концепта «тигр», и они, скорее всего, склонны издавать эти звуки, заметив объект, который они классифицируют как а-а-а-и-и-и-и ХРУМ-ХРУМ помогите он откусил мне руку ХРУМ-ХРУМ».
Можно рассматривать это как проектное ограничение когнитивной архитектуры у людей — любому хотелось бы, чтобы у него не было лишних шагов между распознаванием слуховой корой звуков «тигр» и активацией концепта тигра.
Вернёмся к притче о сияйцах и крубах и к централизованной сети, которая быстро и легко распределяет объекты по категориям. Можно представить себе прямую связь между узлом, который распознаёт слово «сияйцо», и узлом в центре сети. Центральный узел — понятие сияйца — активируется почти сразу же, как Старшая Сортировщица Сьюзен говорит: «Сияйцо!»
Или в целях передачи информации — на что тоже не должна уходить вечность — как только вы видите синюю штуку в форме яйца, и центральный узел «сияйцо» возбуждается, вы кричите Сьюзен: «Сияйцо!»
И изнутри этот алгоритм ощущается так, как будто ярлык и понятие очень тесно связаны. Смысл кажется неким свойством, присущим самому слову.
Знатоки распознают в этом ещё один частный случай «ошибки проецирования ума» по Э. Т. Джейнсу. Нам кажется, будто у слова есть смысл, и этот смысл — свойство самого слова, точно так же, как краснота — свойство красного яблока, а таинственность — свойство таинственного явления.
Более того, в большинстве случаев мозг не проводит границу между словом и его значением — разве что при изучении нового языка он позаботится отделить одно от другого. И даже тогда, если вы увидите, как Сьюзен указывает на синий яйцевидный предмет и говорит «Сияйцо!», вы подумаете: «Интересно, что значит „сияйцо“?», а не «Интересно, какую мысленную категорию Сьюзен связывает со звуковым ярлыком „сияйцо“?».
Рассмотрим в свете этого ту часть стандартного спора об определениях, где две стороны спорят о том, что на самом деле означает слово «звук». Точно также они могли бы спорить о том, красного или зелёного цвета одно конкретное яблоко.
Альберт:
— Микрофон моего компьютера может записать звук, даже когда рядом нет никого, кто мог бы его услышать, сохранить его в файл, и этот файл будет называться «звуковым». И то, что сохранено в файле — это последовательность вибраций воздуха, а не последовательность возбуждения нейронов в чьём-то мозгу. «Звук» — это последовательность вибраций.Барри:
— Что, серьёзно? А давай посмотрим, что словарь скажет по этому поводу?
Альберт интуитивно чувствует, что у слова «звук» есть смысл, и этот смысл — акустические вибрации. А ещё он чувствует, что дерево, падающее в лесу, производит звук (а не становится причиной явления, попадающего в категорию «звук»).
Барри, в свою очередь, ощущает, что
звук.смысл == слуховые переживания
лес.звук == неверно
А не:
мойМозг.НайтиПонятие("звук") == понятие_СлуховоеПереживание
понятие_СлуховоеПереживание.совпадение(лес) == неверно
Хотя последнее гораздо ближе к тому, что на самом деле происходит. Однако, эволюция не готовила людей к этому знанию, во всяком случае, не больше, чем к инстинктивному знанию о том, что мозг состоит из нейронов.
Противоречащие друг другу интуитивные представления Альберта и Барри подливают масла в огонь дискуссии, уже дошедшей до того, что они спорят о том, что значит слово «звук». И им кажется, что они спорят о факте, не отличающемся от любого другого факта, и этот спор ничем не отличается от, например, спора, является ли небо голубым или зелёным.
Вы можете даже не заметить, что забрели совсем не туда, пока не попытаетесь исполнить рационалистский ритуал: предложить проверяемый эксперимент, результат которого зависит от фактов, о которых вы так горячо спорите…
- Короткая ссылка сюда: lesswrong.ru/324