Вы здесь

ЧаВо о консеквенциализме

Скотт Александер

НУЛЕВАЯ ЧАСТЬ: ВВЕДЕНИЕ

0.1: Кто ты? Где я?

Ты можешь узнать обо мне больше на www.slatestarcodex.com, а о переводчиках в российском сообществе Less Wrong. Это «Часто задаваемые вопросы о консеквенциализме». [В тексте также присутствовала ссылка на старый сайт Скотта Александера raikoth[dot]net, на котором и был исходно опубликован этот текст, но, судя по всему, Скотт Александер потерял над ним контроль. - Прим.перев.]

0.2: Зачем это всё написано?

Консеквенциализм – моральная теория, то есть описание, что значит мораль и как решать нравственные проблемы. Хотя в сети уже есть несколько объяснений, все они чересчур мудреные: безбожно сыплют терминами, придираются к деталям и, в конце концов, лишь заключают, что консеквенциализм – важная идея, которую следует педантично рассасывать ещё несколько веков. Это ЧаВо задумывалось для другой цели: убедить людей, что консеквенциализм – правильная моральная система, а все остальные системы немножко, но определённо безумные.

Не все мудрые мысли в этой статье принадлежат мне. Большая часть происходит из наследия моральной философии, а некоторые наиболее умные идеи и формулировки из оставшихся – из цепочки статей с Less Wrong о метаэтике.

0.3: Почему это вообще надо было писать?

Как правило, системы морали больше сосредоточены на вопросе, как выглядеть хорошим человеком, а не как быть им. Если мы считаем, что должны заботиться обо всех людях, а наша мораль должна определять наши поступки, то консеквенциализм - единственная система, которая удовлетворяет этим требованиям. Пока что это звучит немного голословно, но, надеюсь, моя мысль станет понятнее при дальнейшем чтении.

0.4: Кому это надо?

В восьмой части я до этого доберусь, но краткая идея такова: мы живём отнюдь не в лучшем из миров. Голод, война, расизм, разрушение среды обитания - все эти проблемы даже в немногих развитых странах решаются лишь частично, а в большинстве других стран они и вовсе едва сдерживаются. Традиционные объяснения такого положения вещей ссылаются на то, что «люди от природы аморальны». Однако на самом деле люди в большинстве своём – весьма хорошие создания: они испытывают негодование в ответ на несправедливости этого мира, они чрезвычайно щедры, когда есть очевидная возможность проявить щедрость (как, например, после землетрясений в Гаити), и многие в минуту опасности не задумываясь принесут себя в жертву ради остальных.

Даже совершая отталкивающие поступки - скажем, с непомерной страстью противостоя однополым бракам - люди исходят из своего понимания добра, пусть даже с неверно расставленными акцентами. Они всей душой отдаются делу запрета подобных браков не потому, что гомосексуальные люди вредят им лично, а потому что думают, что должны так поступать.

Проблема не в том, что люди не пытаются быть этичными, а в том, что у них плохо получается это делать. Моё ЧаВо пытается объяснить, как делать это лучше.

0.5: Это ЧаВо исчерпывающее?

Нет. Оно лишь кратко вводит в основные идеи консеквенциализма и немного объясняет, почему стоит ему следовать. Чтобы делать это правильно, нужно использовать ещё много других концепций, включая теорию игр, теорию принятия решений и некоторые основные принципы юриспруденции. Здесь они едва упомянуты, хотя многие из них способны изменить ответы на ключевые вопросы при более внимательном рассмотрении. Это ЧаВо устанавливает некоторые базовые понятия. Чтобы превратить их в конкретные действия, придётся изрядно поработать.

0.6: Что ты можешь сказать о структуре этого ЧаВо?

Первая часть рассказывает, чего вообще добивается этическая философия и как решать моральные дилеммы. Она лишь готовит почву, я не надеюсь охватить ею всю теорию метаэтики, которая поистине безгранична. Во второй части раскрывается и поясняется представление о том, что нравственность поступков должна определяться их воздействием на реальный мир. Третья часть излагает и защищает мысль, что при принятии этических решений надо руководствоваться в первую очередь интересами других людей. В четвёртой части я, наконец, добираюсь до консеквенциализма, а в пятой – до самого известного его примера, утилитаризма. Шестая часть рассказывает о правах человека и законах человеческого общества, седьмая отвечает на некоторые типичные возражения и проясняет кое-какие мысленные эксперименты, а в восьмой я объясняю, почему думаю, что это действительно важно и может спасти наш мир.

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ: ВОДОВОРОТ МЕТАЭТИКИ

1.1: Что означает «искать правила морали»?

Искать правила морали - значит искать принципы, которые неплохо описывают наши интуитивные представления о морали и достаточно хорошо согласуются с ними. Найдя такие принципы, мы можем достаточно уверенно применять их в пограничных, спорных случаях.

Есть много ситуаций, в которых почти каждый приходит к одному и тому же ответу, даже если не уверен, почему именно. Например, даже если мы не придерживаемся никакой формальной теории морали, мы знаем, что убивать невинных людей без причины – плохо.

Существуют и более сложные вопросы, в которых люди расходятся в ответах, например, допустимо ли законодательно запрещать аборты.

При обсуждении подобных вопросов люди, как правило, пытаются свести их к уже существующим моральным принципам, с которыми, кажется, согласны все. Например, приверженец взгляда на жизнь как на высшую ценность заметит, что забирать чью-либо жизнь недопустимо; аборты забирают жизни, следовательно, аборты недопустимы. Однако сторонник верховенства прав человека может с не меньшим основанием возразить, что каждый человек имеет право управлять собственным телом; зародыш – часть тела матери, следовательно, аборты допустимы.

Судя по извечной популярности дискуссий об абортах, этого метода недостаточно, чтобы быстро разрешать спорные случаи.

Искать законы морали означает искать более формальную процедуру превращения интуитивных этических предпочтений в правила и способы их применения к спорным случаям. Такой метод должен быть предельно ясен и порождать предсказуемое поведение в спорных ситуациях, если их условия немного меняются.

1.2: К чему беспокоиться об интуитивных представлениях о морали?

Интуитивные представления о морали – набор самых базовых человеческих идей о том, «что такое хорошо». Некоторые из них жёстко прошиты в человеческом мозге. Другие перенимаются от общества в детском возрасте и проявляют себя как утверждения («причинять боль – неправильно»), эмоции (например, грусть, когда невинному человеку причиняют боль) и действия (соответственно, избегание причинения вреда невинным людям).

Эти представления важны, потому что они (если не слушать философов определенного типа) – единственная причина считать, что нравственность вообще существует. Кроме того, они представляют собой стандарты, по которым можно оценивать моральные философии. Если единственное утверждение определённого учения – это «необходимо носить зелёное по субботам», то вряд ли люди найдут его убедительным, если только оно не сможет доказать, что ношение зелёной одежды по субботам связано с более важными вещами. Например, если бы мир становился счастливее и безопаснее каждый раз, когда человек надевает зелёное в субботу, то вышеупомянутое утверждение было бы оправданным. Но и в этом случае выбор был сделан в пользу счастья и безопасности, а не зелёной одежды самой по себе. С другой стороны, если бы философ утверждал, что нам следует сделать мир более счастливым и безопасным, потому что это побудит больше людей носить зелёное по субботам, то его бы подняли на смех. Так что моральные теории должны сводиться к общим интуитивным представлениям о морали, чтобы быть признанными.

1.3: Можем ли мы просто принять весь наш набор интуитивных представлений о морали как данность?

Нет, мы должны достичь внутреннего равновесия между нашими интуитивными представлениями о морали, что назначит некоторым из них больший или меньший вес и совсем уберет другие.

Это чем-то схоже с распознаванием оптических иллюзий. Наши органы чувств играют в физическом мире ту же роль, что наши интуитивные представления – в мире морали: они наш первый и единственный источник данных.

Случается, что органы чувств нас иногда подводят. Например, стержень, который выглядит согнутым на границе воздуха и воды, может на самом деле быть прямым.

Чтобы разрешить конфликт, мы используем остальные наши чувства и правила, собранные во время предыдущих взаимодействий с физическим миром. Они могут включать в себя тщательное ощупывание стержня, чтение книг, чтобы перенять знания других людей о поведении объектов в жидкости, и помещение других вещей в воду, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Мы быстро понимаем, что подавляющее большинство чувственных данных и построенных из них выводов говорит, что стержень на самом деле прямой, а зрительная информация – искажение. Мы «опровергли» чувственные данные, хотя они наш основной способ воспринимать окружающий мир.

Другой способ узнать то же самое – прочесть в учебнике физики о законах оптического преломления, полученных из тысяч экспериментов, и заключить, что изгиб стержня иллюзорен.

Мы можем проделать то же с нашим интуитивным представлением о морали. Предположим, многие гетеросексуальные люди чувствуют интуитивное отвращение к идее гомосексуальности и заключают, что гомосексуальность – это безнравственно.

Если бы они задумались над этим глубже, то могли бы подумать следующее: «Почему то, что отвратительно для меня лично, обязано быть аморальным? Многие считают курение отвратительным - значит ли это, что оно аморально? Если бы я жил преимущественно в гомосексуальном мире, было бы отвращение, испытываемое ко мне другими, достаточной причиной, чтобы запретить мне иметь партнёра другого со мной пола? Есть ли у меня вообще право вмешиваться в чужую личную жизнь таким образом? Может, право любить кого хочешь намного важнее, чем мое сиюминутное отвращение?»

В этом случае логика помогла навести мосты к интуитивным представлениям о морали, которые сильнее, чем первоначальная мысль «гомосексуальность отвратительна». После самоанализа изначальное решение может быть перевешено более сильными и базовыми представлениями, как зрительное восприятие согнутого стержня перевешивается более сильными показаниями всех остальных органов чувств.

Так что ни одно конкретное представление о морали нельзя назвать корректным, пока вся система морали человека не пришла к стройному равновесию, что происходит лишь посредством аккуратного размышления. Это эквивалентно процессу, приведённому в 1.1: использование простых этических посылок, чтобы обосновать сложные или отказаться от них.

1.4: Стоит ли вообще размышлять над своими представлениями о морали, искать равновесия между ними?

Я считаю, что стоит. Ты считаешь иначе?

Рассмотрим такой вариант: я, не обдумав хорошенько своего отвращения к гомосексуалам, отказал им в праве на брак. Моя интуиция, мой опыт говорит мне, что потом я могу всё же поразмыслить над вопросом и пожалеть о своём необоснованном и поспешном решении. Недостаточно продуманная мораль приводит к дурным поступкам, а я хочу быть хорошим человеком. Грамотная моральная теория за плечами помогает делать это лучше; если я халатно отнёсся к её разработке, то следую своему нравственному долгу неудовлетворительно.

Было бы весьма здорово, если бы мы могли придумать моральный эквивалент законов физики: правила, которые можно напрямую применять к любой ситуации, чтобы узнать, как поступить. Это ЧаВо пытается дать некоторое приближение, устанавливая два базовых принципа: мораль должна укорениться в реальном мире, а моральные законы должны относиться ко всем людям одинаково. В следующих двух главах я попытаюсь обосновать эти принципы.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ: МОРАЛЬ ДОЛЖНА УКОРЕНИТЬСЯ В НАШЕМ МИРЕ

2.1: Что значит «мораль должна укорениться в нашем мире»?

Это означает, что мораль не может быть просто каким-то неуловимым абстрактным законом, существующим только в метафизическом плане. Она должна иметь отношение к тому, как нравственные и безнравственные действия меняют реальность.

2.2: Почему?

На этот вопрос можно ответить притчей.

Посреди непроходимых джунглей Кламзории за Фрептанским морем стоит гигантская гора, с вершины которой не сходит снег. В пещере внутри этой горы расположилось гнездо ужасного Хрогморфа, Губителя людей. В груди этого чудовища заключён легендарный Сердцестраст – громадный зачарованный рубин. Истории гласят, что на владеющего им человека не будут действовать нравственные законы; даже самые грязные его поступки не могут считаться грехом.

Поражённый легендами о камне, ты переплываешь Фрептанское море и пробиваешься сквозь кламзорские джунгли. Ты побеждаешь ужасного Хрогморфа, Губителя людей, в решительной схватке, вырываешь камень из его тела и помещаешь в амулет на шее. Дома ты решаешь проверить его силы, для чего берёшь из приюта котёнка и убиваешь его.

Ты чувствуешь себя просто ужасно. Тебе хочется свернуться в клубок, чтобы люди никогда больше не увидели твоего лица. «Ну а чего ты ожидал?» – спрашивает призрак Хрогморфа, который теперь неотступно тебя преследует. – «Сила Сердцестраста не в том, чтобы не чувствовать стыд. Стыд происходит из определённых химических реакций в мозгу, молекулы и атомы же принадлежат физическому миру – метафизическая этическая эссенция тут ни при чём. Послушай, если тебе станет от этого легче, в твоём поступке нет ничего дурного, ведь на тебе амулет. Тебе просто так кажется».

К тебе в дверь стучится служба защиты животных. Они получили анонимное послание (наверняка проклятый дух Хрогморфа опять постарался), что ты утопил котёнка. Тебя вызывают на суд по делу о жестоком обращении с животными. Судья замечает, что на тебе Сердцестраст, следовательно, технически, ты не совершил безнравственного поступка. Но ты нарушил закон, так что он налагает на тебя штраф и несколько месяцев исправительных работ.

На общественных работах ты встречаешь молодую девушку, которая ищет потерявшегося котёнка. Её описание звучит очень знакомо. Ты советуешь ей прекратить поиски, потому что именно этого котёнка ты взял из приюта и утопил. Она начинает плакать и говорит, что любила этого котёнка, что он был единственной светлой полосой в её безрадостной жизни, и теперь она не знает, как ей жить дальше. Хотя Сердцестраст всё ещё у тебя на шее, ты всей душой опечален рассказом девушки и хочешь как-нибудь прекратить её страдания.

Если нравственность – это всего лишь какое-то метафизическое правило, Сердцестраста было бы достаточно, чтобы его отменить. Но Сердцестраст, несмотря на все его легендарные свойства, абсолютно бесполезен, и никаким экспериментом, на самом деле, неотличим от подделки. Какие бы метафизические эффекты он ни производил, они не имеют отношения к причинам, из-за которых мы считаем мораль важной.

2.3: Что насчёт бога? Может ли мораль происходить от него?

Что может означать «бог создал мораль»?

Если это означает, что бог провозгласил определённые правила, награждает тех, кто им следует, и наказывает тех, кто нарушает, – что ж, если бог существует, он вполне может так и делать. Только это не нравственность. В конце концов, Сталин также провозгласил определённые правила и награждал тех, кто им следует, а тех, кто их нарушал, – наказывал. Если бог выбрал правила произвольно, то нет причины им следовать, кроме как из личного интереса (что едва ли нравственный мотив), а если они выбраны по какой-то причине, то именно эта причина, а не бог, является источником морали.

Если это значит, что бог установил определённые правила, и мы должны им следовать из любви и уважения, потому что он бог, то откуда берутся эти любовь и уважение? Понимание, что мы должны любить и уважать нашего создателя и тех, кто о нас заботится - оно само по себе требует определённой морали. Определение бога «добрым» и «достойного уважения» требует некий стандарт доброты вне установленной им системы. Опять же, если эта система была выбрана по какой-то причине, то именно эта причина – источник морали.

Журналисты газетных колонок «из жизни» часто освещают нравственные правила, о которых читатели могли бы и не вспомнить. Эти правила определённо хороши, но это не делает журналистов источником морали.

2.4: Может, мораль верна по определению?

«Определения» могут только связывать значения со словами, фраза «по определению» не даёт нам никакой новой информации.

Если я определяю «мораль» как «не обижать других людей», то это значит, что в моём понимании последовательность звуков [ма-рал’] соотносятся с идеей отсутствия вреда другим людям. Это не значит, что никому не следует вредить другим людям.

Предположим, я изобрёл новое слово, «зурблек» с определением «люди обязаны носить зелёное по субботам». Ношение зелёных вещей по субботам – это зурблек? Да, по определению. Говорит ли это что-то о том, нужно ли конкретно тебе лично носить зелёное по субботам? Едва ли.

Гравитация, по определению, означает силу, которая тянет объекты к сосредоточению масс. Но причина, почему предметы падают вниз, это не определение гравитации, иначе бы мы смогли летать, просто отредактировав словарь. Объекты падают вниз, потому что в реальном мире существует некий закон, которому отвечает слово «гравитация». Если мораль и её законы чего-то стоят, то им тоже должны отвечать некие черты реального мира.

2.5: Может, мораль истинна, потому что её законы можно вывести логически?

Дэвид Юм заметил, что невозможно доказать утверждения вида «должен» при помощи утверждений «является». Можно выписывать сколько угодно фактов физического мира: «огонь горячий», «горячие вещи обжигают», «ожоги вредят человеческому телу» – всё это можно объединить в одно утверждение: «Если огонь горячий, а горячие вещи обжигают, то тебе станет больно от прикосновения к огню». Но из этого никак нельзя вывести «следовательно, не нужно поджигать людей», если только заранее не принять утверждение «не нужно сжигать людей заживо».

Утверждения «должен» из других утверждений «должен» вывести можно. Например, утверждений «огонь горячий», «горячее обжигает», «ожоги причиняют боль» и «не следует причинять боль» достаточно, чтобы сказать «не следует поджигать людей». Подчеркну: так можно выводить моральные принципы, только уже имея в своём распоряжении другие моральные принципы. Обосновать же саму мораль таким способом не получится.

Кант думал, что может доказывать утверждения «должен» без уже существующих «должен» при помощи «категорических императивов», но это только потому, что он украдкой внёс в них всю свою моральную систему, как слишком очевидную, чтобы нуждаться в оправдании. Если вы мне не верите, прочитайте первые несколько страниц «Основ метафизики нравственности», пока не дойдёте до того места, где говорится о «доброй воле».

Если вся эта философская дребедень не для вас, подумайте о более простом примере: предположим, какой-то математик при помощи логики доказал, что этично носить зелёные вещи по субботам. Объективно нет никакой пользы от ношения зелёной одежды по субботам, и никому не повредит, если никто не будет придерживаться этого закона. Но, похоже, его построения непротиворечивы. Вы пожмёте плечами и станете следовать этому закону? Или скажете: «Кажется, тут провернули какой-то причудливый математический трюк. Наверное, носить зелёную одежду по субботам «правильно» в твоём понимании, но я думаю, это не имеет никакого отношения к реальному миру, и не чувствую побуждения делать это»?

Во втором случае вы ожидаете от морали каких-то других свойств, кроме возможности логически доказать, что так поступать - хорошо и правильно, а так - нет.

2.6: В чём состоит различие между «хорошими» и «правильными» поступками?

Консеквенциализм сводит его на нет.

Есть философы, которые проводят аккуратную черту между аксиологией, учением, как поступать хорошо, и моралью, учением, как поступать правильно. Помогать другим людям, создавать лучший мир, распространять свободу и счастье среди людей – всё это хорошо, но это лишь вопрос аксиологии. Вовсе не факт, что правильно поступать именно так - если только„ конечно, подобный образ действий не связан с каким-то метафизическим правилом, впечатанным в ткань бытия. Какие-то поступки могут менять к лучшему весь мир и не иметь недостатков, но всё равно будут морально неправильными, потому что не соответствуют предустановленному кем-то правилу.

Например, предположим, белый мужчина и индейская женщина хотят сочетаться браком. Кажется, они любят друг друга и все люди согласны, что они замечательная пара. Но старейшины города не хотят, чтобы они поженились. Старейшины могут действовать двумя способами. Во-первых, они могут доказывать, что брак не будет хорошим – возникнут определенные негативные последствия в реальном мире: скажем, их дети будут изгоями в обоих сообществах или их благополучие расстроят культурные противоречия. Во-вторых, они могут сказать, что, конечно, брак будет хорошим: пара, дети и все их семьи будут счастливы и хорошо впишутся в сообщество; однако межрасовые семьи – это неправильно в принципе.

2.61: А что с этим не так?

В драме семнадцатого века «Мнимый больной», написанной Мольером, центральный персонаж спрашивает у доктора, почему опиум усыпляет людей. Доктор объясняет, что опиум имеет «снотворный эффект», и это удовлетворяет пациента.

Проблема в том, что «снотворный эффект» - это вовсе не объяснение. Это всего лишь слова, которые означают «заставляет людей спать». Нельзя объяснить, почему от опиума людей клонит в сон тем, что он содержит вещества, от которых людей клонит в сон. Этот ответ такой же таинственный, как и вопрос, на который он должен ответить. Правильное объяснение свойств опиума включало бы рассказ о химикатах, которые похожи по свойствам на другие химикаты в нашем мозгу, которые влияют на настроение и энергию. Это «редукционистское» объяснение – оно сводит таинственное свойство опиума к свойствам вещей, которые мы уже понимаем, и тем самым делает его менее таинственным. При помощи такого объяснения мы можем строить предположения, какие ещё медикаменты будут иметь то же свойство, какие, наоборот, будут нейтрализовать опиум и так далее. Говорить, что как-то поступать «неправильно» это то же самое, что говорить о «снотворной силе». Если я скажу, что люди разных рас не должны сочетаться браком, и объясню это тем, что это «неправильно», я всего лишь переформулирую своё убеждение, но никак не объясню его. Обсуждение «правильности» поступков похожи на обсуждение «снотворного эффекта» Мольера; обсуждение, как поступать хорошо, когда мы можем явно указать на то, почему это – хорошо, а то – нет, больше похоже на спор о химикатах в крови. Но даже этот пример не полностью покрывает проблему с таким использованием слов «правильный поступок». В конце концов, «снотворный эффект», несмотря на все недостатки, использовался для объяснения вещей, для которых не было другого толкования.

2.62: А нет ли метафоры получше для различения аксиологии и морали?

В стародавние времена химики полагали, что огонь порождается не интенсивным окислением при помощи кислорода, а таинственной субстанцией под названием «флогистон». Как бы то ни было, им не удавалось выделить этот флогистон, и с течением времени научная мысль сместилась в сторону современных взглядов на горение. Предположим, что в наши дни группа химиков объявила, что они собираются возродить теорию флогистона.

Да, во всех опытах, где какой-либо объект нагревается и исчезает в языках пламени, было доказано кислородное горение, но это всего лишь отдалённо касается настоящей эссенции пламени. Настоящий огонь не испускает света, не выделяет тепла и не может наблюдаться в принципе. Единственный способ, которым мы можем узнать, горит ли по-настоящему определённый объект, это внутреннее чутьё. Если мы нутром чуем, что огня нет, то мы будем спорить и писать длинные философские трактаты, но точно не опустимся до чего-то столь приземлённого, как измерение света и тепла от горящих предметов.

Действительно, большинство объектов, про которые наше чутьё говорит, что они горят по-настоящему, также испускают видимое пламя и ощущаемое тепло. Это довольно интересный факт, но не особо важный.

Задача пожарных - борьба с огнём, что очевидно из определения их профессии. В последнее время мы замечаем, что пожарные тратят время, спасая дома от языков видимого пламени, а не от метафизического настоящего огня, видимого только нашему внутреннему оку. Это противоречит их миссии. Насколько нам известно, в этих домах проходит обычный скучный процесс кислородного горения.

Несущественно, что кислородно-горящие дома разрушаются, унося с собой имущество и человеческие жизни. Цель пожарных – не защищать имущество и жизни, а бороться с огнём. Настоящий огонь, будучи невидимой нематериальной сущностью, не может забирать имущество или жизни, но с ним следует бороться по определению. Так уж и быть, после того, как пожарные закончат тушить дома, про которые мы интуитивно чувствуем, что они горят, то могут тушить дома, горящие обычным кислородным пламенем, в свободное от работы время.

2.621: Какая-то это нечестная метафора

Не думаю. Ведь есть люди, которые думают, что имеют моральное обязательство бороться с вещами вроде гомосексуальности, межрасовых браков и других вещей, которые никому не вредят, но про которые внутреннее чутьё сообщает, что они «неправильные». Эти же люди в то же время не чувствуют особого обязательства бороться с проблемами вроде голода, бедности и других вещей, про которые их этическая интуиция говорит, что они всего-то «плохие».

Химики в моей метафоре полагали, что настоящий и физический огонь часто сосуществуют в одном объекте. Они также считали, что есть множество вещей, которые горят метафизически, не испуская тепла, и что важно тушить этот огонь тоже, хоть он никому и не вредит.

Сторонники метафизической морали полагают, что «правильные» поступки часто бывают одновременно и «хорошими», но есть также и «правильные» вещи, которые никак не соотносятся с «хорошими». Считается, что мы должны следить также и за их соблюдением, хотя их нарушение никому не вредит.

2.7: Аааррх, хорошо, давай закончим поскорее эту часть и перейдём к резюме.

Метафизические принципы, божественная воля, словарные определения и математические доказательства – всего этого недостаточно, чтобы построить удовлетворительную формулировку морали. Мы должны связать мораль не с отвлечёнными идеями, а с конкретным миром, в котором мы живём. Следовательно, идея «правильности» вещей должна быть равна или напрямую связана с идеей того, как поступать хорошо.

ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ: ПРИСВАИВАЕМ ДРУГИМ ЛЮДЯМ ЦЕННОСТЬ

3.1: С чего бы мне присваивать другим людям ненулевую ценность?

Я как бы надеялся, что это одно из тех интуитивных представлений о морали, что есть у всех. Неважно, насколько сильно оно выражено, но так или иначе важно, живут ли другие люди или умирают, счастливы они или несчастны, процветают ли они или тонут в отчаянии.

3.1.1: Не бойся, я шучу. Разумеется, мы должны присваивать другим людям ненулевую ценность.

Вот и славно!

3.2: Почему это правило может не удовлетворяться?

Законы морали могут не присваивать людям достаточную ценность, если они в некоторых местах зацикливаются сами на себя или если на них влияют эгоистичные мотивы вроде избегания стыда, ощущения «тёплого пушистого ощущения в груди» или трансляции социуму определённых сигналов.

Мы уже обсудили, какие нравственные правила могут заходить в тупик – те самые, которые сформулированы при помощи грандиозных метафизических законов, «верных по определению», но не имеют никакой проекции в реальный мир. Но способы, которыми в моральные законы вплетаются эгоистичные мотивы, заслуживают дополнительного внимания.

3.3: Что имеется в виду под желанием избежать стыда?

Предположим, злой король решил провести над тобой безумный моральный эксперимент. Он приказывает сильно ударить прямо в лицо маленького ребёнка. Если ты это сделаешь, то всё на этом и закончится. Если откажешься, он ударит ребёнка сам, затем накажет его и сотню невинных людей в придачу.

Самое лучшее решение – каким-нибудь образом свергнуть короля или избежать эксперимента. Допустим, этот путь закрыт – что же предпринять?

Есть такие философы, которые посоветовали бы отказаться. Конечно, ребёнку будет причинён больший вред, как и другим невинным людям, но это не будет, технически, твоя вина. Но если ты ударишь ребёнка, то, наоборот, это будет напрямую твоя вина, и именно тебе придётся испытывать угрызения совести.

Но такая излишняя забота о том, твоя ли в чём-то вина или нет, и есть форма эгоизма. Если ты прислушаешься ко мнению тех философов, это будет не из заботы о благополучии ребёнка – его всё равно ударят, не говоря уже о дополнительном наказании – а скорее из мысли, что потом тебя будет мучить стыд: выбор сделан не исходя из заботы о ближнем, а из заботы о себе.

Обычно мы рассматриваем стыд как знак, что мы сделали что-то морально неправильное, и зачастую это действительно так. Но стыд - неустойчивый сигнал: действия, которые минимизируют стыд не всегда в то же время этически предпочтительные. Желание уменьшить стыд не более благородно, чем любое другое желание чувствовать себя лучше за счёт других. Мораль, которая построена на принципе приписывания ценности другим людям, должна заботиться не только о стыде.

3.4: Что такое «тёплое пушистое ощущение в груди»?

Это попытка охарактеризовать счастливое чувство, которое возникает, когда ты сделал этически правильный поступок. Что-то диаметрально противоположное стыду.

Но, как и стыд, «пушистики» - тоже не слишком хорошая метрика. Как говорит Элиезер, ты можешь получить больше приятных ощущений, волонтёрствуя по вечерам в местном приюте для котят с редкими заболеваниями, чем разрабатывая в это же время вакцину против малярии, но это не значит, что играть с котятами важнее, чем разрабатывать вакцину.

Если ты заботишься только о «тёплом ощущении в груди», то - обрати внимание - ты ценишь собственный комфорт, вовсе не принимая во внимание остальных людей.

3.5: А что такое «трансляция сигналов социуму»?

Трансляция сигналов (она же «сигналинг» или «демонстративное поведение», см. signalling theory в области эволюционной психологии) - понятие из экономики и социобиологии, означающее поступки, которые предпринимают люди не для результата, а чтобы рассказать людям вокруг что-то о себе.

Классический пример демонстративного поведения – богатей, который покупает Феррари не потому, что ему нужно особенно быстро ездить, а потому, что хочет показать всем вокруг насколько он богат. Он может и не осознавать этого, говорить что-нибудь об «аэродинамическом корпусе» или «плавном ходе», но подсознательно главную роль будет играть сигналинг. Предложи ему китайскую машину за $20000 с таким же плавным ходом и аэродинамическим корпусом – он не будет заинтересован и на йоту.

Чем более дорогой и бесполезный предмет используется при трансляции сигнала, тем более сигнал эффективен. Хоть очки бывают очень дорогими, они плохой выбор для демонстрирования достатка, потому что они полезны: люди их покупают не потому, что особенно богаты, а для решения проблем со зрением. С другой стороны, большой бриллиант – великолепный сигнал: никому в хозяйстве не нужны бриллианты, так что люди, которые их покупают, заведомо купаются в деньгах.

Определённые ответы на моральные вопросы также могут служить сигналами. Например, выступающий против презервативов католик демонстрирует другим (и себе!), как он строг в вере, тем самым получая социальные бонусы. Как и в примере с бриллиантом, демонстративное поведение эффективнее всего тогда, когда приводит к совершенно бесполезным поступкам. Скажем, если бы католик просто бы высказал, что решил никогда никого не убивать, это бы было плохим выбором сигнала, хоть и соответствует доктрине католицизма, потому что есть и более веские причины, чтобы никого не убивать – точно так же как есть и более веские причины для покупки очков, чем куча денег на руках. Именно потому что протест против презервативов – ужасное решение с рациональной точки зрения, он отлично подходит в качестве сигнала.

Но в более общем случае люди могут использовать этические решения, чтобы показать, насколько они придерживаются определённых моральных принципов. Это может вести к катастрофическим последствиям. Чем больше жертв и разрушений принесёт решение, чем более туманным законом оно обосновано, тем лучше окружающим будет видно абсолютное следование определённым правилам. Например, Иммануил Кант утверждает, что если маньяк с топором спрашивает, где находится твоя лучшая подруга, с очевидным намерением расчленить её, следует ответить честно, потому что лгать – неправильно. Этот ответ чрезвычайно хорош для того, чтобы показать, какой ты высокоморальный человек – после такого никто не будет сомневаться в твоей честности – но сулит не слишком хороший исход для твоей подруги.

Хотя подобные решения призваны показывать, наскольно этот человек нравственный, ирония состоит в том, что сами по себе эти решения основаны совсем не на нравственных принципах. Подобные сигналы показывают лишь заинтересованность транслирующего их человека в пользе для себя (ореол этичности и следующие за ним социальные плюсы), но отнюдь не для окружающих людей (спасение подруги от убийцы с топором). Этот способ придать ценность окружающим людям никуда не годится.

3.6: Что именно означает «ценить других людей»?

В примере с маньяком с топором «ценить других людей» означает по крайней мере предпочтение видеть их живыми, а не мёртвыми. Но это кажется недостаточным: увечье не убивает, однако «не увечить других людей» звучит вполне как моральный императив. Мы поговорим о технических деталях чуть позже, пока что достаточно думать об этом в терминах счастья людей, их благополучия и, скажем, возможности жить в мире, в котором они хотят жить.

3.7: Ты уверен, что вообще возможно ценить других людей? Может, когда ты думаешь, что их ценишь, ты всего лишь заботишься о радостных ощущениях, которые получаешь, когда помогаешь им, что немного эгоистично, если так подумать.

Даже если эта теория верна, есть большая разница между увеличением собственного счастья путём увеличения счастья остальных людей, и увеличением собственного счастья за счёт счастья остальных.

Человек, который использует избегание стыда или трансляцию сигналов социуму в качестве фундамента моральной системы, рано или поздно свернёт на кривую дорожку и начнёт вредить другим людям ради собственного благополучия. Даже тот, кто помогает другим людям так сильно, как только может, из чисто эгоистичных мотивов, именно что «помогает так сильно, как только может». Он вполне заслужил пометку «альтруист» и все те хвалебные оды, которые идут с ней в комплекте.

3.8: Разве такая мораль не эквивалентна полному самоотречению?

Нет. Приписывание другим людям ненулевой ценности не значит приписывание нулевой ценности себе. Я думаю, что наилучший вариант, когда люди присваивают одинаковую ценность и себе и другим. Это неплохо сочетается с точкой зрения внешнего наблюдателя - для него нет объективной разницы в действии моральных законов на тебя и других людей. Но если ты считаешь, что в тысячу раз важнее остальных, это не изменит основную идею этого ЧаВо, за исключением того, что некоторые числа нужно будет умножить на тысячу.

ЧЕТВЁРТАЯ ЧАСТЬ: В КОТОРОЙ МЫ НАКОНЕЦ ДОБИРАЕМСЯ ДО КОНСЕКВЕНЦИАЛИЗМА

4.1: Извини, я заснул несколько страниц назад. Напомни, где мы сейчас?

Мораль исходит из наших интуитивных представлений о морали, но если мы не провели их тщательную балансировку, то не можем полностью доверять ни одному из них. Было бы здорово, если бы мы сумели объединить правила в некоторый более общий принцип. С его помощью мы могли бы изящно обходить краевые случаи, на которых наши интуитивные представления расходятся - например, допустимость абортов. Два сильных вспомогательных принципа помогут нам в этом: «нравственность должна укорениться в физическом мире» и «мы должны приписывать другим людям ненулевую ценность».

4.2: Ага, ладненько. Но я снова засну, если ты не выложишь на стол общий моральный закон ВОТ ПРЯМО СЕЙЧАС!

Окей. Моральный закон состоит в том, что нужно предпринимать такие действия, которые сделают мир лучше. Или, сформулирую более чётко: когда у тебя есть возможность выбрать между несколькими возможными действиями, более предпочтительно то, которое приведёт к лучшему состоянию мира, по каким бы критериям ты бы ни определял это самое состояние.

4.21: И всё?! Я прочитал всё это ради чего-то настолько чертовски очевидного?!

Это совсем не так очевидно, как может показаться. Философы называют такую позицию «консеквенциализм», и если её немного переформулировать, большая часть человеческой расы будет непреклонно ей противостоять, иногда с жестокостью.

4.3: Почему?

Рассмотрим знаменитую задачу о вагонетке авторства Филиппы Фут:

«Тяжёлая неуправляемая вагонетка несётся по рельсам. На пути её следования находятся пять человек, привязанные к рельсам сумасшедшим философом. К счастью, вы можете переключить стрелку — и тогда вагонетка поедет по другому, запасному пути. К несчастью, на запасном пути находится один человек, также привязанный к рельсам. Каковы ваши действия?»

Этот вопрос разбивает философов на два непримиримых лагеря. Консеквенциалисты считают, что следует нажать на рычаг на следующих основаниях: переключение стрелки ведёт к состоянию мира, где один человек мёртв: оставление ситуации как есть - к состоянию, где пять людей мертво. Если считать, что живые люди предпочтительнее мёртвых, то первое состояние мира выглядит лучше. Следовательно, нужно перенаправить вагонетку.

Их противники, которых обычно называют деонтологистами, исходят из принципов, что нужно всегда следовать определённым моральным правилам, в частности, «не убивай людей». Деонтологист откажется переключать стрелку, потому что это сделает его явно ответственным за смерть одного человека. Самоустранение же от каких-либо действий, хоть и приведёт к смерти пяти человек, но её невозможно будет явно привязать к действиям деонтологиста.

4.4: Что не так с позицией деонтологистов?

Она нарушает как минимум один из принципов, описанных выше.

Есть только два возможных оправдания для действий деонтологиста. Первое: они могут полагать, что правила наподобие «не убий» - всеобъемлющие, довлеющие над Вселенной законы, которые намного важнее простых эмпирических фактов, вроде того, живы люди или мертвы. Это нарушает принцип «мораль живёт в физическом мире»: наблюдаемая вселенная явно будет лучше, если нажать на рычаг. Не совсем ясно, какую пользу даёт отсутствие действий, кроме записи в призрачном Регистре Благородных Поступков.

Второе возможное оправдание состоит в том, что деонтологист пытается отсутствием поступка минимизировать собственный стыд – в конце концов, они могут просто отойти и притвориться, что не имеют никакого отношения к смерти пятерых, тогда как явное действие, убившее одного человека, останется на их совести. Или их поступок может быть продиктован желанием продемонстрировать, что даже ради спасения пятерых они не готовы поступиться жизнью одного (без сомнения, они бы были даже более счастливы, если бы ради спасения нужно было поступиться ушибленным пальцем – тогда, отказавшись, они бы выглядели ещё более набожными).

4.5: Ладно, твой ответ на задачу о вагонетке звучит разумно.

Правда? Давай усложним её. Это вариация задачи о вагонетке, называемая задачей о толстяке:

«Как и раньше, вагонетка несётся навстречу пяти людям. Ты стоишь на мосту, под которым пройдёт вагонетка, и ты можешь остановить её, сбросив что-нибудь тяжёлое на рельсы. Волей случая рядом с тобой стоит очень толстый человек, и единственный способ остановить вагонетку – столкнуть его на рельсы, убив одного, чтобы спасти пятерых. Следует ли это сделать?»

Консеквенциалисты снова утверждают, что следует принести одного в жертву, деонтологисты – что так поступать не следует.

4.6: Хм, теперь я не уверен, что столкнуть толстяка на рельсы – верное решение

Попытаемся проанализировать, откуда взялось нежелание принимать то же решение, и посмотрим, одобрят источник этого нежелания моральные эвристики, после того, как мы достигнем между ними интроспективного равновесия.

Ты не уверен, потому что не знаешь, лучший ли это выбор? Если так, что конкретно в варианте «не толкать» столь важно, что перевешивает четыре лишние жизни?

Ты не хочешь толкать, потому что будешь испытывать угрызения совести? Если так, разве угрызения совести важнее четырёх жизней?

Ты не уверен, потому что какой-то деонтологист скажет, что по его определению, ты теперь «безнравственный человек»? Но каждый использует определение морали, какое хочет. Я мог бы называть безнравственными всех, кто не носит зелёное по субботам, если бы мне так захотелось. Так что, если кто-нибудь скажет, что ты больше не отвечаешь его этическим стандартам, пусть он валит в ж@#у.

Ты не уверен, потому что какой-то небесный механизм заметит, что предустановленный свыше моральный закон был нарушен таким-то образом таким-то недостойным человеком? Как минимум, у нас нет достаточных оснований полагать, что такой механизм существует (см. принцип «мораль должна укорениться в физическом мире»). Даже если бы основания и были, то самое подходящее, что можно сделать в ответ на приказ небесного механизма допускать человеческие смерти, чтобы тот продолжал тикать определённым образом - послать его в ж@#у вместе с деонтологистом.

Фрэнсис Камм, популярная писатель-деонтологист, утверждает, что сбрасывание толстяка на рельсы, хоть и спасает людей от смерти, «марает» их моральный облик. Она заключает, что «пусть лучше люди будут мертвы и незапятнаны, чем живы и запятнаны».

Если я правильно понимаю, она имеет в виду, что: «Пусть лучше люди умирают, и ты следуешь произвольному правилу, которое я только что придумала, чем большинство людей останется в живых, а правило будет нарушено» Ты в самом деле хочешь принимать этические решения таким образом?

4.7: Я всё ещё не уверен, что толкать толстяка на рельсы – правильное решение.

Есть несколько хороших консеквенциалистских аргументов против этого решения в 7.5.

ПЯТАЯ ЧАСТЬ: САМОЕ БОЛЬШОЕ ДОБРО ТАМ, ГДЕ САМОЕ БОЛЬШОЕ ЧИСЛО

5.1: Что такое «утилитаризм»?

Окей, первым делом небольшое признание. Консеквенциализм – на самом деле не система морали.

Нет, это ЧаВо не было хитроумным троллингом. Консеквенциализм – что-то вроде системы морали, но лучше будет сказать, что это шаблон для генерирования систем морали. Консеквенциализм утверждает, что нужно делать мир лучше, но оставляет понятие «лучше» неопределённым. Переопределяя «лучше» разными способами, можно получить сколько угодно консеквенциализмов, некоторые из которых совершенно идиотские.

Возьмём постулат, что мир А лучше чем мир Б, если и только если мир А содержит большее количество офисных скрепок. Это вполне консеквенциалистская система морали (она нарушает принцип присваивания ценности человеческим жизням, но мы всё равно не ожидали, что это будет хорошая система). Гипотетический разрешитель моральных дилемм легко бы мог ей пользоваться: предпринимать курс действий, который ведёт мир к состоянию с большим количеством скрепок.

Очевидно, нам нужно определение понятия «хороший мир», которое лучше согласуется с нашей интуицией.

Первая сильная попытка была предпринята Иеремиией Бентамом, который предложил считать состояние мира А лучше состояния Б, если в нём большая сумма радости и меньшая сумма страданий по всем людям. Это имеет смысл. Вещи вроде смерти, бедности или боли – всё то, что мы хотим избежать с помощью нашей системы морали, можно классифицировать как причинение страданий или блокирование доступа к удовольствиям. «Утилитаризм» описывает системы морали, выведенные из вышеописанной идеи, а «польза» описывает меру, насколько хорошо каждое конкретное состояние мира.

5.2: Есть ли изъяны в концепции утилитаризма Иеремии Бентама?

Она побуждает к некоторым странным вещам. Например, исходя из её принципов, затаскивание людей в опиумные притоны против их воли и поддерживание их в наркотической эйфории – великолепная идея, а отстранение от этого – как раз безнравственно. В конце концов, такой подход увеличивает всеобщее удовольствие очень эффективно.

Аналогично, любое общество, которое бы истинно веровало в Бентамизм, в конце концов разработало бы супернаркотик и проводило всё время под ним, тогда как роботы занимались бы необходимым минимумом работы: кормлением людей и введением инъекций. Кажется, это довольно бесславный конец для человеческой расы. Даже если кто-то бы счёл его вполне допустимым, наверное было бы неправильно принуждать каждого к такому повороту событий без явного их согласия.

5.3: Утилитаризм может предложить что-то получше?

Да. Утилитаризм предпочтений (preference utilitarianism) предполагает, что следует не максимизировать удовольствие как таковое, а увеличивать счастье, определённое в терминах предпочтений каждого конкретного человека. В большинстве случаев, они будут общими: никому не нравится, когда их мучают. В некоторых случаях – отличаться: кто-то бы, может, и согласился на заточение в опиумном притоне, но я точно откажусь.

Утилитаризм предпочтений хорошо согласуется с идеей, что люди хотят не только грубых животных удовольствий. Если какому-то монаху хотелось бы лишить себя всех мирских удовольствий и молиться богу всю жизнь, то относительно этого монаха лучшим миром будет тот, где у него есть все возможности молиться, как он того захочет.

Человек или целое общество, следующее принципу утилитаризма предпочтений, будет пытаться удовлетворить желания максимального количества людей так полно, как это возможно; отсюда и формулировка: «самое большое добро там, где наибольшее число».

Это звучит сложно в теории, так как непросто измерить силу различных предпочтений. На практике, однако, экономисты придумали множество трюков для более-менее точного измерения массовых предпочтений. Обычно этого - и толики здравого смысла - достаточно, чтобы решить, какой выбор удовлетворит больше желаний.

5.31: Может ли утилитаризм показывать ещё лучшие результаты?

Нуууу… наверное. Есть несколько разных форм утилитаризма, которые пытаются быть ещё более правыми.

Когерентный экстраполяционно-изъявительный утилитаризм (coherent extrapolated volition utilitarianism) особенно интересен. Он постулирует, что вместо использования текущих предпочтений людей следует использовать их идеальные предпочтения – такие предпочтения, которые бы они имели, если бы были умнее и сами достигли равновесия между своими низкоуровневыми убеждениями. В этом случае следовало бы принимать в расчет не предпочтения каждого человека в отдельности, а обобщить их в идеальный набор универсальных убеждений. Это была бы оптимальная система морали, но философские и вычислительные преграды у неё на пути колоссальны.

5.4: Ой, нет! Как же мне узнать, какой из сложных систем мне следовать?

В большинстве практических случаев между ними нет особой разницы. Так как люди обычно желают то же самое, что предпочитают, а предпочитают быть счастливыми, все часто используемые виды утилитаризма дают одинаковые результаты в большинстве обычных ситуаций. Разумеется, можно придумать всякие запредельные мысленные эксперименты с изменяющими сознание наркотиками или бесконечным количеством мучений. О них весело рассуждать, и есть несколько сложных задач, где та или иная система даёт сбой, но любая из них превосходит обычный человеческий набор несбалансированных эвристик и неловкого демонстративного поведения. Даже просто вера в консеквенциализм, без какой-либо конкретной утилитаристской системы в основании, может принести заметную пользу.

Или, проще: не нужно знать всю теорию баллистики, чтобы не выстрелить себе в ногу.

Впоследствии я собираюсь использовать «пользу» взаимозаменяемо со «счастьем» ради удобства чтения, хоть это и может вызвать мандраж у пуристов утилитаризма предпочтений.

5.5: Я думал, утилитаризм – это когда все живут в уродливых бетонных коробкоподобных домах.

«Утилитаристская архитектура» подходит под это описание. Насколько мне известно, она не имеет ничего общего с утилитаристской этикой за исключением названия. Настоящие утилитаристы не будут строить уродливых бетонных домов-блоков, пока не станет ясно, что именно такие дома сделают мир лучше.

5.6: Разве утилитаристы не противники музыки, искусства, природы и, наверное, любви?

Нет. Некоторые люди, по всей видимости, так считают, но это не имеет смысла. Если мир с музыкой, искусством, природой и любовью лучше, чем без них (а все, похоже, согласны, что лучше), и если они делают людей счастливее (и все, видимо, согласны, что делают), то утилитаристы будут поддерживать всё это.

Более точный разбор подобных обвинений см. в секции 7.8 ниже.

5.7: Резюме по главе?

Мораль должна делать мир лучше. Есть много определений для «делать мир лучше», но принять следует то, которое не приносит неприятных побочных эффектов. Это приводит нас к утилитаризму, системе морали, которая пытается удовлетворить человеческие желания настолько, насколько это возможно.

ШЕСТАЯ ЧАСТЬ: ПРАВИЛА И ЭВРИСТИКИ

6.1: Что насчёт обычных правил морали вроде «не лги» и «не воруй»?

Консеквенциалисты немало уважают эти правила. Но вместо рассматривания их как базового уровня морали, мы считаем, что это эвристики («эвристика» - это удобное «правило буравчика», которое обычно, хоть и не всегда, приводит к верному решению).

Например, «не воруй» - хорошая эвристика, потому что когда я что-то краду, я отрицаю твоё право использовать этот предмет, уменьшая твой вклад во всеобщее счастье. Если разрешить воровать, ни у кого больше не будет мотива трудиться честно, экономика коллапсирует, и опуститься до грабежей придётся всем. Это не слишком приятный мир, люди в нём в среднем менее счастливы, чем в нашем. Воровство обычно уменьшает общее количество пользы или счастья, поэтому уместно сжать всё это в удобную форму, а именно в правило «не воруй».

6.2: Но что ты имеешь в виду, когда говоришь, что эти эвристики не всегда дают верный результат?

В примере с маньяком-убийцей из 3.5 мы уже увидели, что эвристика «не лги» работает не всегда. То же самое справедливо и для «не воруй».

В романе «Отверженные» семья Жана Вальжана не может выбраться из-за черты крайней бедности Франции XIX века; его племянник медленно умирает от голода. Вальжан крадёт буханку хлеба у человека, у которого денег в избытке, чтобы спасти жизнь племянника. Хоть не все из нас простили бы Жану этот поступок, он выглядит гораздо более оправданным, чем, скажем, кража PlayStation просто потому что кому-то очень захотелось в неё поиграть.

Вывод из этого всего заключается в том, что хоть ложь и воровство обычно делают мир хуже и причиняют людям вред, но в некоторых редких случаях они могут приносить пользу, и тогда они допустимы.

6.3: Так что же, нормально лгать, воровать или убивать всегда, когда ты думаешь, что ложь, воровство или убийство сделают мир лучше?

Не совсем. Когда у тебя есть жёсткое правило «никогда не убивать», что бы ни случилось, ты абсолютно точно знаешь, как ему следовать.

Есть хорошая причина, почему бог (предполагаемо) дал Моисею скрижаль с «не воруй», а не «не воруй, если только у тебя нет очень хорошей причины». У людей на редкость разные понятия об «очень хороших причинах». Некоторые люди смогли бы украсть, только чтобы спасть жизнь племяннику. Некоторые – чтобы защитить друга от маньяка с топором. А некоторые – чтобы поиграть в PlayStation и придумать какое-нибудь оправдание позже.

Мы, люди, очень хороши в оправдывании собственной особенности – умении думать, что МОЯ ситуация ПОЛНОСТЬЮ ОТЛИЧАЕТСЯ от всех остальных ситуаций, в которые могли бы попасть люди. Нам замечательно удаётся изобретать оправдания постфактум, почему наши поступки были наилучшим выбором. Мы прекрасно знаем, что если бы мы позволили воровать только при наличии хорошей причины, обязательно нашёлся бы какой-нибудь идиот, который бы этим злоупотребил, и все бы понесли потери. Так что мы возводим эвристику «не воруй» в ранг закона и считаем, что это славный выбор.

Тем не менее, у нас есть процедуры для временного приостанавливания законов. После того как общество проходит через эти процедуры решения вопросов, обычно в форме голосования демократически избранных представителей, государству позволяется украсть немного денег у всех в форме налогов. Так современные страны разрешают дилемму Жана Вальжана, не выдавая лицензии случайным людям воровать игровые приставки: все согласны, что здоровье племянника Жана важнее, чем лишняя буханка хлеба у богача. С помощью налогов государство перераспределяет доходы состоятельных людей в пользу бедных. Наличие подобных процедур – не менее славный выбор.

6.4: Так всё-таки, нормально ли нарушать законы?

Я думаю, что гражданское неповиновение – взвешенное нарушение законов в соответствии с собственными воззрениями о пользе – допустимо, когда ты совершенно и исключительно уверен, что твои действия повысят всеобщее счастье, а не понизят.

Чтобы быть настолько уверенным, нужно иметь очень хорошие свидетельства; также неплохо бы ограничить неповиновение теми случаями, где ты не являешься прямым получателем выгоды от нарушения закона, чтобы у твоего мозга не было соблазна придумывать подложные моральные аргументы в пользу нарушения законов всегда, когда замешан личный интерес.

Я согласен с общим мнением, что люди вроде Мартина Лютера Кинга младшего и Махатмы Ганди, которые использовали гражданское неповиновение по веской причине, были правы. Они были достаточно уверены в своей цели, чтобы нарушить моральные эвристики во имя высшего блага, и преуспели. Тем самым, их можно считать хорошими утилитаристами.

6.5: Что насчёт прав человека? Тоже эвристики?

Да, и политические дискуссии имели бы гораздо больше смысла, если бы люди понимали это.

Законотворцы расходятся во мнениях, какие права у людей есть, а каких – нет, и эти расхождения олицетворяют их политическую позицию, только в более запутанном и сложноразрешимом виде. Предположим, я говорю, что люди должны получать бесплатную, спонсируемую государством, медицинскую помощь, а ты – что нет. Это весьма проблемное расхождение, но, по крайней мере, мы можем рационально поговорить, и даже, возможно, изменить мнение. Но если я стукну кулаком о стол: «Государство должно предоставлять бесплатную медицинскую помощь, потому что у людей есть всеобщее право на медицинскую помощь», - то вряд ли тебе останется много чего сказать, кроме: «А вот и нет!» Интересный и потенциально разрешимый вопрос «Должно ли государство иметь бесплатное здравоохранение?» превратился в чисто метафизический - «Имеют ли люди право на бесплатную помощь?» Даже теоретически невозможно представить доказательства в пользу той или иной точки зрения.

Ситуация усложнится ещё больше, если ты ответишь: «Ты не можешь поднять налоги, чтобы предоставлять бесплатное здравоохранение, потому что у меня есть право на мою собственность!»

Во всех политических конфликтах спорящие партии находят (или придумывают) причины, почему на кону стоят их «естественные права». Арбитр в подобной ситуации волен принять любое решение. Никто не сможет доказать, что он ошибся, потому что вообще «право» - неизлечимо нечёткое понятие, которое было создано, чтобы люди могли говорить не «Мне не нравится эвтаназия, но, кажется, у меня нет особых оправданий», а «Мне не нравится эвтаназия, потому что она нарушает права человека на жизнь и собственное достоинство» (Я на самом деле слышал этот аргумент слово в слово не так давно).

Консеквенциализм использует права не как способ уклониться от честной дискуссии, а как её результат. Предположим, мы спорим о том, сделает ли бесплатное здравоохранение нашу страну лучшим местом, и решаем, что сделает. Предположим также, что мы столь уверены в этом решении, что хотим высечь в камне философский принцип, что все люди однозначно должны иметь доступ к лекарствам и у любого правительства, пришедшего нам на смену, не должно быть возможности это изменить, каким бы удобным ни казалось это решение в каждый конкретный момент. В этом случае мы говорим: «Существует всеобщее право на медицинскую помощь» - т.е. устанавливаем общедоступную эвристику.

Наш современный набор прав – свобода слова, свобода вероисповедания, право на собственность и все прочие – это эвристики, сформировавшиеся и доказавшие свою эффективность за многие годы. Свобода слова – прекрасный пример. Для государственного аппарата очень заманчиво попросту заткнуть неприятных людей вроде расистов, неонацистов, культистов и иже с ними. Но люди поняли, что власть имущие не очень разборчивы в том, кого действительно следует заставить молчать, и если дать им такую силу, они запросто будут использовать её во зло. Так что вместо этого мы укрепляем эвристику «не отказывай никому в праве высказывать собственное мнение».

Разумеется, это всё ещё эвристика, а не вселенский закон, поэтому мы вполне можем запретить людям говорить вообще что угодно в ситуациях, когда мы уверены, что это понизит всеобщую пользу; например, кричать «Огонь!» без причины в переполненном театре.

6.51: Получается, консеквенциализм обладает большим приоритетом, чем права?

Да, он находится как раз на том уровне, который позволяет разрешать конфликты прав и устанавливать, какие права вообще применять.

Например, мы поддерживаем право на свободу передвижения: люди (за исключением преступников) должны иметь возможность передвигаться по миру. Но мы также поддерживаем право родителей заботиться о своих детях. Если пятилетний ребёнок решит, что хочет отправиться жить в лес, должны ли мы позволить его родителям отказать ему?

Да. Хотя в этом случае конфликтуют два права, как только мы поднимемся на уровень выше, мы поймём, что свобода передвижения существует, чтобы позволять взрослым ответственным людям жить в местах, в которых они чувствуют себя счастливее. Очевидно, что ребёнку это право пользы не принесёт: если он убежит в лес, это может привести к неприятностям - скорее всего, его просто-напросто съедят медведи. У нас нет причин пользоваться этой эвристикой в данном конкретном случае.

Усложним ситуацию. Пятилетний ребёнок хочет убежать из дома, потому что родители его избивают. Допустимо ли в этом случае отправить малыша в детский дом (ведь каждый ребёнок имеет право на достоинство и свободу от страха)?

Да. Хотя мы снова оказались в ситуации с двумя конфликтующими правами, причём «право на достоинство и свободу от страха» я как бы только что выдумал, но для ребёнка важнее находиться в безопасности и быть здоровым, чем для родителей – использовать право «заботиться» о нём. Впрочем, это право – тоже эвристика, указывающая, что детям обычно лучше находиться с родными мамой и папой. Так как это наблюдение здесь, очевидно, не работает, мы без сомнений можем отправить ребёнка к приёмным родителям.

Подходящая процедура в подобных случаях – подняться на уровень выше и рассмотреть ситуацию с позиций консеквенциализма, а не кричать громче и громче, что какие-то права были нарушены.

6.6: Итог?

Правила, которые в целом хорошо поддерживают всеобщее счастье, называются моральными эвристиками. Обычно гораздо лучше следовать им, чем подсчитывать прирост пользы в каждом конкретном случае - в подобных подсчётах легко ошибиться из-за пристрастных суждений или недостатка информации. При формировании законов можно брать за основу нравственные эвристики, это позволяет им быть более самосогласующимися и лёгкими для исполнения. Моральные правила более высокого уровня, которые ограничивают государства, называются правами человека. Хотя следование моральным эвристикам – хороший путь, но в определённых случаях, когда ты на сто процентов уверен в результате – например, при общении с убийцей с топором или человеком, который хочет крикнуть «Огонь!», когда никакого огня нет - их можно нарушать.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ: ПРОБЛЕМЫ И ВОЗРАЖЕНИЯ

7.1 Не приведет ли консеквенциализм к [очевидным ужасным последствиям]?

Скорее всего, нет. В конце концов, цель консеквенциализма - сделать мир лучше. Если последствия очевидно ужасны, консеквенциалисты не захотят их, разве нет?

Не так очевидно, почему какая-то специализированная формулировка утилитаризма не приведет к ужасным последствиям. Как бы то ни было, если утилитаризм действительно отражает уравновешенность наших интуитивных представлений и морали, он вряд ли способен привести к чему-то ужасному. Поэтому остаток этой главы будет посвящён тому, почему утилитаризм не приведёт к некоторым конкретным ужасным последствиям.

7.2 Не приведет ли утилитаризм к порабощению 51% процентом популяции оставшихся 49% процентов?

Аргумент таков: 51% популяции больше 49%, следовательно если мы осчастливим первых за счёт последних, такому состоянию будет приписано больше полезности. Поэтому, исходя из утилитаристских соображений следует ввести рабство.

Это фундаментальное непонимание утилитаризма. Он не говорит «делай что угодно, чтобы большинство людей было счастливее», он говорит «делай что угодно, чтобы люди в целом были счастливее».

Предположим, что вместе собрались десять человек - девять сытых американцев и один голодный африканец. У каждого есть по конфете. Сытый американец получит +1 единицу пользы от съедания конфеты, а голодающий африканец - +10 единиц пользы. Лучшее действие для увеличения пользы в целом - отдать все 10 конфет голодному африканцу, чтобы получить общий прирост в 100 единиц.

Человек, который не понимает утилитаризм, может сказать: «Почему американцы не договорятся между собой забрать конфету у африканца и разделить ее между собой? Если их девять, а африканец один, то получится польза для большего количества людей». На самом деле это создаст только +10 единиц пользы - намного меньше, чем в первом варианте.

Человек, который думает, что рабство повысит общее количество счастья, допускает ту же ошибку. Конечно, иметь раба будет довольно удобно для хозяина, но быть порабощенным будет чрезвычайно неприятно для раба. Даже, если большинство людей испытают небольшой прирост счастья, для людей в целом рабство обернётся потерями.

(Если вы всё ещё не видите, почему это так, представьте, что я предложил бы вам выбрать, жить ли в нашем мире или в гипотетическом, где 51% людей - хозяева, а 49% - рабы, с оговоркой, что вас распределят в ту или иную группу случайным образом. Захотели бы вы попасть во второй мир? Если нет, вы неявно согласны, что это не «лучший» мир).

7.3: Не приведет ли утилитаризм к боям гладиаторов, в которых некоторых людей принуждают бороться насмерть для развлечения масс?

Попробуете тот же тест, как предыдущий. Если бы я предложил вам выбор - жить в мире с кровавыми спортивными боями или в нашем мире, какой мир вы бы выбрали?

Существует множество причин, чтобы не выбирать мир гладиаторов. Когда гладиаторов выбирают случайным образом, всегда есть риск невольно оказаться в рядах гладиаторов и умереть. Вам придется жить в страхе перед подобным исходом, что печально, неприятно и, скорее всего, отнимет у вас удовольствие от игр. Кстати, об удовольствии - неужели гладиаторские бои настолько приятны? Есть основания считать, что они нравятся людям в целом? Даже если так, неужели сумма желаний тех, кто поддерживают игры, больше, чем сумма желаний всех тех возможных гладиаторов, что предпочли бы в играх не участвовать?

Да и действительно ли людей пришлось бы принуждать становиться гладиаторами, когда в нашем мире люди добровольно присоединяются к таким занятиям, как футбол, регби и бокс?

Похоже на то, что тысячи людей добровольно стали бы гладиаторами, если бы была такая возможность, и причина, почему в нашем обществе в настоящее время не продолжаются бои гладиаторов, отнюдь не отсутствие гладиаторов, а то, что их существование оскорбляет наше здравомыслие и существующие моральные нормы. Утилитаризм может принять в расчет это расстройство и возмущение так же или лучше, как и любая существующая моральная система, поэтому мы можем ожидать, что гладиаторские бои по-прежнему будут запрещены.

Я знаю, это странный вопрос, но некоторые люди по каким-то причинам продолжают использовать этот дежурный аргумент против утилитаризма.

7.4: Не приведет ли утилитаризм к тому, что мнения расистов будут уважаться достаточно сильно, чтобы обеспечить дискриминацию меньшинств (при условии, что будет достаточно большое количество расистов и малое количество людей, принадлежащих к меньшинствам)?

Во-первых, расисты и меньшинства - не две единственные группы в обществе. К счастью, есть также большие группы людей, имеющие достаточно крепкие взгляды против расизма, и они могут пересилить взгляды расистов.

Во-вторых, маловероятно, что у расистов предпочтения в пользу дискриминации меньшинств сильнее, чем предпочтения меньшинств не подвергаться дискриминации.

В-третьих, предпочтения расистов к проявлению дискриминации может не являться целью само по себе, а способом достижения другой цели. Например, расисты могут считать, что меньшинства состоят сплошь из уголовников, и хотят избежать криминала. Таким образом, на самом деле у них предпочтения не против меньшинств, а против преступников. Следует уважать желание снизить уровень преступности, но устранить возможную дезинформацию.

Если какая-то форма расизма пересиливает все вышеперечисленные рассуждения, но наша этическая интуиция всё равно против неё восстаёт, возможно, тут поможет более сильная формулировка утилитаризма. Например, используя когерентный эктраполяционный изъявительный утилитаризм, мы можем представить, какие предпочтения имели бы расисты, если бы достигли внутреннего философского баланса. Вероятно, в этом случае они перестали бы быть расистами.

7.5: Не приведет ли утилитаризм к тому, что здоровых людей будут убивать, чтобы отдавать их органы больным, которым требуются трансплантаты, ведь у каждого человека есть куча органов, которыми можно спасти несколько жизней?

Начнем с неудовлетворительных скользких ответов на это возражение, которые тем не менее важны. Первый уклончивый ответ состоит в том, что органы большинства людей несовместимы, и большинство трансплантатов не приживаются хорошо. Из-за этого, мол, вычисления будут не столь очевидны, как «у меня есть две почки и, убив меня, можно спасти двух человек, кому нужны трансплантаты почек». Второй хитрый ответ в том, что в правильно устроенном утилитаристском обществе проблема нехватки органов будет решена раньше, чем потребуются такие меры (см 8.3).

Эти ответы, хоть формально и верны, никак не решают философский вопрос о том, когда вы можете волей-неволей допустить убийство одних людей для спасения жизни других. Я думаю, что важно принять во внимание мысли об эвристиках, упомянутое в пункте 6.3 выше: иметь жёсткий закон против убийства людей - полезно. Более сложный закон, который будет более гибким, может намного более потерять в чёткости, что приведет к тому, что безнравственные люди или безнравственное правительство сможет злоупотреблять им и вообще рассматривать убийство как возможность (смотрите статью Дэвида Фридмэна о точках Шиллинга).

Это и есть самый сильный аргумент, который можно предложить против убийства толстяка в пункте 4.5, но заметьте, что этот аргумент по-прежнему консеквенциалистский, и предмет дискуссии и принятия или отказа от него на консеквенциалистском поле боя.

7.6: Не предполагает ли утилитаризм, что если появится монстр или пришелец или вообще кто-то, чьи чувства и предпочтения в неисчислимое количество раз сильнее, чем наши, то его моральная ценность будет такой высокой, что оценка причинения ему небольшого неудобства будет столь же высока, как оценка дальнейшей судьбы всего человечества?

Может быть.

Представьте, два философа-муравья спорят о том же вопросе. Они говорят: «А что, если будет существовать создание со столь высоким интеллектом, самоосознанием и эмоциями, что с моральной точки зрения будет лучше уничтожить целую муравьиную колонию, чем допустить, что это существо подвернёт лодыжку?»

Но я думаю, что люди - как раз такие создания! Я предпочту, чтобы целая муравьиная колония была разрушена, чем человек получил страдание в размере подвернутой лодыжки. И это не просто людской шовинизм, - я думаю, что мог бы обосновать, почему люди имеют гораздо более сильные чувства, предпочтения и жизненный опыт, чем муравьи (по всей видимости).

Я не могу представить себе создание, настолько же развитое по сравнению с нами, как мы развиты по сравнению с муравьями. Но если такие создания существуют, я не исключаю, что, если смогу их представить, то соглашусь, что их предпочтения гораздо более важны, чем предпочтения людей.

7.7: Получается, утилитаризм требует от нас уважать все идиотские человеческие предпочтения? Например, если какую-то группу мусульман оскорбляют изображения пророка Мухаммеда, то люди должны прекратить их рисовать?

Я задал этот вопрос на Less Wrong и получил разнообразные интересные ответы. Первым и самым главным ответом было: «Да, если определённые действия приводят к причинению группе вреда, физического или психологического, и при этом не приносят никакой пользы другой группе, то следует прекратить такие действия».

Впрочем, нельзя исключать, что «обида» на самом деле - не оскорбление в лучших чувствах, а требование уважения к группе. Если мусульманин злится, услышав о карикатуре про Мухаммеда, не факт, что он испытывает «психологический удар» или «противоречие предпочтениям» - он может просто показывать, насколько он любит ислам.

Другие ответы были связаны с теорией игр. Иногда человеку может быть выгодно прикинуться этаким философским монстром, которого оскорбляет всё на свете, чтобы сковать действия других людей. Возможно, другим людям имеет смысл заранее зафиксировать намерение не принимать во внимание подобное поведение.

Наконец, был аргумент к последствиям («скользкий путь», slippery slope). Отказ от рисования Мухаммеда сам по себе, возможно, не принесет никакого эффекта кроме того, что осчастливит несколько мусульман. Однако это может создать прецедент и придётся всегда отступать, если какие-то вещи были восприняты кем-то как оскорбительные. В будущем из-за этого прецедента, возможно, придется отказываться от в самом деле полезных действий.

7.8: Возвратимся к пункту 5.6, где был вопрос, противопоставлен ли утилитаризм искусству, музыке и природе. Ты сказал, что он не противостоит им напрямую. Это имеет смысл. Но вдруг окажется, что искусство и природа не слишком эффективны в подъёме всеобщего счастья? Тогда придётся принести их в жертву, чтобы мы могли перераспределить ресурсы и накормить голодных, или что-то в этом роде.

Если ты абсолютный утилитарист, то да. Если ты веришь, что накормить голодных важнее, чем играть симфонии, то тебе следует перестать тратить силы и деньги на симфонии, чтобы накопить деньги на помощь голодным. Но это твое личное убеждение; Иеремия Бентам не стоит у тебя за спиной, держа у затылка пистолет, вынуждая к этому. Если ты считаешь, что кормить голодных важнее, чем слушать симфонии, почему ты изначально слушал симфонии, а не кормил голодных?

Повторюсь, утилитаризм ничего не имеет против симфоний. В самом деле, симфонии наверняка приносят счастье массе людей, делая мир лучше. Мнение, что «утилитарист жертвует искусством и развлечениями» - всего лишь страшилка. Чтобы накормить голодных, найдутся тысячи вещей, которыми можно было бы пожертвовать, прежде чем дело дойдёт до симфоний. Деньги, потраченные на плазменные телевизоры, алкоголь и стелс-бомбардировщики - как раз в этой куче.

Я думаю, что если мы когда-нибудь придем к миру достаточно утилитарному, чтобы волноваться об утраченных симфониях, мы уже окажемся в мире достаточно утилитарном, чтобы волноваться о них не было повода. Под этим я имею в виду, что если бы все правительства и люди в частности стали бы утилитаристами, желающими решить проблему голода в мире, то они решили бы её (и всякие другие проблемы) гораздо раньше, чем пришлось бы задуматься, не стоит ли принести в жертву ещё и симфонии.

Эффективная благотворительность - это отдельная и богатая тема для обсуждения. Сейчас же достаточно помнить, что, если вы делаете все верно, то каждый ваш шаг в сторону консеквенциализма, должен приближать вас к достижению ваших собственных моральных целей и к лучшему миру, каким вы себе его представляете.

7.9: Утилитаризм как-то уж слишком похож на «цель оправдывает средства».

Цель оправдывает средства. Это очевидно, даже если задуматься всего на пару секунд; и факт, что фраза стала ассоциироваться со злом - скорее историческая странность, чем философская истина.

В Голливуде принято, чтобы перед включением супер-лазера или чего-то, столь же ужасного, злодей изрекал эту фразу, поглаживая своего персидского кота. Но цель, ради которой злодеи убивали миллионы людей - захватить Землю в железную хватку диктатуры. Это ужасная цель, ведущая к ужасному концу, поэтому, конечно, такие средства и такой конец не оправданы решительно ничем.

В следующий раз, когда услышите эту фразу, думайте не о злодее, активирующем супер-лазер, а о докторе, ставящему вакцину ребенку. Да, он причиняет боль ребенку, заставляя его плакать, что грустно. Но он также предотвращает возможность, что ребёнок заболеет ужасной болезнью, поэтому цель оправдывает средства. Если бы это было не так - мы бы никогда не делали прививок.

Если у вас есть действительно важная цель и только слегка неприятный способ ее достижения, тогда результат оправдывает средства. Если у вас ужасный способ достижения цели, который не ведет к чему-то хорошему, а только делает злодея из бондианы диктатором на земле, тогда у вас проблемы - но это едва ли вина принципа «цель оправдывает средства».

7.10: Кажется, быть хорошим человеком и вовсе невозможно! Получается, мне не только нужно избегать действий, причиняющих другим вред, но и делать все, что в моих силах, чтобы им помогать. Выходит, я не достаточно порядочный, пока не жертвую 100% своих денег (ну, кроме суммы прожиточного минимума) на благотворительность?

Утилитаризм не присваивает людям метки «нравственный» и «безнравственный». Утилитаризм может лишь сказать, что одни действия более этичны, чем другие. Распространить эти определения на людей, говоря что тот, чьи действия приносят больше пользы, тот и более нравственный - очевидная идея, но это неформальное применение утилитаристской теории.

Можно было бы сказать, что самые высокоморальные люди жертвуют 100% своих денег на благотворительность, но это как бы и так давно известно. Например, Иисус выразил то же самое две тысячи лет назад (Евангелие от Матвея 19:21 - «Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною»).

Большинство людей не хотят быть совершенными и не собираются продавать всё своё имущество, чтобы помогать бедным. Тебе придётся жить с осознанием, что ты не вполне идеален. Впрочем, не волнуйся - Иеремия Бентам не заберётся ночью к тебе в окно, чтобы пристрелить или чего похуже. К тому же, раз никто не идеален, нас тут большая компания.

При всём при этом, есть люди, которые воспринимают идею жертвования всего на благотворительность серьёзно, и это довольно внушительные люди.

ВОСЬМАЯ ЧАСТЬ: ПОЧЕМУ ЭТО ВАЖНО

8.1: Если я пообещаю держаться подальше от вагонеток, будет ли иметь значение, какой моральной системы я буду придерживаться?

Да.

Современная мораль, по большей части - это наспех слепленная кучка попыток казаться хорошим в глазах других людей. Насколько при этом хреначится окружающий мир - никого особо не волнует. Как результат, мир сейчас выглядит довольно-таки хреново. Применение консеквенциалистской этики к политике и повседневной жизни - первый шаг к собиранию его воедино.

В мире больше чем достаточно ресурсов, чтобы обеспечить всех, включая людей в странах третьего мира, едой, лекарствами и образованием - не говоря уже о том, чтобы сохранить окружающую среду, предотвратить войны и избежать других существенных рисков. Основное препятствие у нас на пути - не недостаток денег или технологии, а недостаток воли.

Многие люди ошибочно принимают этот недостаток воли за какой-то всемирный заговор неизвестных злодеев, доящих мир ради собственной выгоды, или за неизлечимое зло или эгоизм «человеческой природы». Но нет никакого заговора, и люди могут быть невероятно сострадательными, если есть возможность помочь ближнему.

У проблемы два истока. Первый: люди тратят душевные силы на глупости вроде препятствования попыткам помочь бедным странам сдержать ничем не контролируемый рост населения или ломают копья, обсуждая дурацкие реплики некомпетентных политиков. Второй: моральные системы людей настолько туманны и гибки, что позволяют с лёгкостью придумывать массу высокоморальных оправданий, заглушая голос совести, лишь бы не заниматься неудобными или трудоёмкими делами.

Чтобы решить многие проблемы нашего мира, достаточно принять моральную систему, которая перенаправит моральные импульсы туда, где они принесут больше всего пользы. Имя этой системе – консеквенциализм.

8.2: Как утилитаризм может улучшить политические дебаты?

В идеальном мире утилитаризм свёл бы политику к математике, отбросив пустое морализаторство и личные мотивы, чтобы определить, какие именно законы наиболее удовлетворят наибольшее количество людей.

Конечно, в реальном мире это намного сложнее, чем звучит, ведь на наши суждения всё ещё влияют предубеждения, непредсказуемость и вялотекущие философские споры. Как бы то ни было, существуют инструменты, с помощью которых мы можем учесть все эти факторы. Можно упомянуть, в частности, рынки предсказаний, способные давать достаточно объективный прогноз вероятности того или иного события.

Консеквенциализм сам по себе не панацея и даже к разумно выглядящим обоснованиям следует также относиться с известной осторожностью. Например, мы знаем, что у централизованной плановой экономики есть неприятные побочные эффекты и, если кто-то приводит на удивление убедительный аргумент в пользу перехода к коммунизму, мы всё равно должны отнестись к нему скептично. Несмотря на это, увеличение навыков консеквенциалистского принятия политических решений скорее помогает нам в вынесении оценок, а не сковывает.

Для примеров интересных утилитаристских рассуждений, взгляните на это эссе об иммиграции или на моё эссе о здравоохранении.

8.3: Ты говоришь очень громкие слова. Не мог бы ты рассказать поточнее, как именно рассуждение с консеквенциалистской точки зрения может спасти тысячи жизней без каких-либо заметных минусов?

Окей. Как насчёт презумпции согласия на донорство органов после смерти?

В Америке сейчас действует презумпция несогласия на пересадку органов. Это означает, что нужно заполнить особые документы и носить с собой специальную карточку, чтобы врачи имели право воспользоваться органами после смерти. Многие согласны на посмертное использование их органов для трансплантации, но почти никто при этом не озаботился заполнить бланки донора.

В то же время примерно тысяча человек умирает каждый год, потому что им не досталось органов. Ещё большее число людей долгие годы страдает от проблем со здоровьем, пока не найдётся нужный трансплантат.

В некоторых странах - например, в Испании - разумную идею презумпции согласия возвели в ранг закона. Там, в отличие от США, не требуется разрешения человека на использование его органов после смерти. При желании человек может запретить использовать свои органы, заполнив соответствующие бумаги.

В Америке этот закон был отвергнут из соображений, что кто-то может случайно забыть заполнить эти документы, после чего умереть, и его органы будут использованы, чтобы спасти чью-то жизнь, хоть он и не давал на это согласия.

Так что на одной чаше весов мы имеем жизнь тысячи людей в год, плюс страдания многих других. На другой – опасение (до сих пор чисто умозрительное), что кто-то может достаточно сильно страдать от использования своих органов без его согласия, хотя он и не удосужился при жизни выразить своё отношение к этому, заполнив необходимые бумаги. Безусловно, такие люди сильно огорчились бы, что их органы используются без их согласия. Увы, они не могут расстроиться по этому поводу - уж слишком заняты лежанием в гробу.

Помните, в 3.5 я говорил, что чем глупее выбор, тем легче с его помощью послать сигнал социуму? Противостояние презумпции согласия на пересадку органов после смерти – чертовски хорошая возможность для демонстративного поведения. Неудивительно, что против презумпции согласия больше всего возражают профессиональные «специалисты по этике». Ведя себя так, они показывают всем, насколько они высокоморальны. Они настолько этичны, что отказываются спасти тысячу жизней, лишь бы уважить гипотетические предпочтения тех мертвецов, кто при жизни не были согласны на донорство, но никак это своё отношение не оформили. Право же, это великолепно!

Что же, если ты прочитал эти ЧаВо, надеюсь, ты воскликнешь: «Что за?!» - и тем самым покажешь себя лучше, чем сообщество академических этиков, государство и избиратели.

Простой здравый смысл, позволяющий спасать тысячу жизней в год, был отброшен без размышлений, потому что люди - меньшие консеквенциалисты, чем могли бы. А ведь это всего лишь один из низковисящих фруктов, доступных более здравомыслящей системе морали.

8.4: Я заинтересовался в утилитаризме. Где я могу узнать больше?

Less Wrong – великолепное сообщество, изобилующее очень умными людьми; там часто дискутируют на тему утилитаризма. Felicifia – сообщество, напрямую связанное с утилитаризмом, хотя я в нём не состою и потому не могу поручиться. Giving What We Can – утилитаристско-ориентированная группа с чуть ли не воинствующим подходом к максимально эффективному жертвованию на благотворительность.

Reasons and Persons Дерека Парфита и Good and Real Гэри Дрешера – две отличные книги о морали, которые консеквенциалисты могут найти интересными.

Теория игр и теория принятия решений – две периферийные области, которые часто всплывают в обсуждениях консеквенциалисткой системы морали.

В Википедии также много ссылок, по которым можно найти больше информации о консеквенциализме и утилитаризме.

8.5: У меня есть вопрос, комментарий или контраргумент к этому ЧаВо. Куда я могу его отправить?

Отправляйте на scott точка siskind собака gmail точка com, но имейте в виду, что я ужасно отвечаю на емейлы вовремя/вообще. С другой стороны, это ЧаВо было опубликовано довольно давно, и многие мысли уже были тщательно разобраны. Русское сообщество LessWrong с радостью обсудит их с вами.


Перевод: 
Siarshai (Павел Садовников), Kergma, Quilfe, Alina1412
Оцените качество перевода: 
Средняя оценка: 3.7 (73 votes)
  • Короткая ссылка сюда: lesswrong.ru/254