Вы здесь

Презумпция типичности — худший аргумент в мире?

Скотт Александер

Некоторое время назад Дэвид Стоув провёл конкурс на самый худший аргумент в мире, но учитывая, что он отметил победителем собственного номинанта, да ещё и поддерживающего его философские взгляды, едва ли процесс отбора можно назвать объективным.

Если он может вот так единолично объявить худший аргумент в мире, то могу и я. Я назначаю самым худшим аргументом в мире приём: «X относится к категории, чей типичный представитель вызывает у нас определённую эмоциональную реакцию. Следовательно такую же эмоциональную реакцию должен вызывать и X, даже если это далеко не самый обычный представитель категории.»

Назовём это «презумпцией типичности». Звучит довольно глупо, когда выражаешь этот принцип так. Да кто вообще так делает?

Но звучит он глупо, только если мы рассуждаем исключительно в терминах категорий и признаков. Когда этот софизм облачают в разговорные слова, он становится столь силён, что большая часть плохих доводов в истории политики, философии и культуры чем-то походит на презумпцию типичности. До них мы ещё доберёмся, а пока рассмотрим простой пример.
Предположим, что кто-то захотел поставить памятник Мартину Лютеру Кингу за его ненасильственное сопротивление расизму. Несогласные могут возразить так: «Но ведь Мартин Лютер Кинг был преступником!»

Любой историк может это подтвердить. Технически, преступник — это человек, нарушивший закон. Как известно, Кинг действовал вопреки закону, запрещающему проведение демонстраций против сегрегации. За это он попал в Бирмингемскую тюрьму, где и написал своё знаменитое письмо.

В этом случае Мартин Лютер Кинг — нетипичный преступник. Классическим примером преступника можно считать, скажем, грабителя. Он гонится за наживой, обманывает ни в чём неповинных людей, подрывает основы общества. Всё это мы осуждаем, и потому, назвав человека преступником, мы автоматически начинаем относиться к нему хуже.

Всё те же несогласные скажут: «Мартин Лютер Кинг — преступник, а так как преступников все ненавидят, ненавидеть нужно и Кинга». Но у Кинга нет тех признаков, которые и заставляют нас плохо относиться к преступникам, а именно лживости, асоциальности и жажды наживы. Следовательно, несмотря на то, что он преступник, нет причин его презирать.

Всё это звучит логично и последовательно, когда подаётся в таком формате. К сожалению, это на сто процентов противоречит инстинктивному побуждению ответить: «Мартин Лютер Кинг? Преступник? Он не был преступником! А ну возьми свои слова обратно!» Вот почему презумпция типичности столь успешна. Как только ты это сказал, ты попался в ловушку. Спор больше не о статуе, а о том, был ли Мартин Лютер Кинг преступником. А так как, технически, преступником он был, спор заранее проигран.

В идеале нужно суметь ответить: «Ну, Мартин Лютер Кинг был хорошим преступником.» Увы, это довольно сомнительный дискуссионный манёвр, его сложно применить в некоторых случаях, где обычно используется вышеописанный софизм.

Теперь я хочу рассмотреть несколько частных случаев. Многие имеют политическую подоплёку 1, за что я извиняюсь, но довольно сложно вычленить плохой аргумент из конкретных споров. Ни один из них не призван намекнуть, что позиция, которую он поддерживает, неверна (на самом деле, я разделяю некоторые из них). Примеры лишь показывают, что некоторые конкретные аргументы ошибочны. Например:

«Аборт — это убийство!» Типичный пример убийства — это Чарльз Мэнсон, врывающийся к тебе домой и стреляющий в тебя. Такой тип убийств плох по многим причинам: ты предпочитаешь не умирать, у тебя есть определённые мечты и надежды, которые погибнут вместе с тобой, твои семья и друзья испытают определённые душевные страдания, а остальное общество будет жить в страхе, пока Мэнсона не поймают. Если определить убийство как «забирание жизни другого человека», тогда, технически, аборт — убийство. Но у него нет многих отрицательных последствий убийства в стиле Чарльза Мэнсона. Хотя аборты можно критиковать по многим другим причинам, фраза «аборт — это убийство» призывает испытывать одинаковые негативные чувства в случае Мэнсона и в случае аборта, игнорируя отсутствие многих характерных черт при последних обстоятельствах. Тех черт, которые изначально и породили эти негативные чувства 2.

«Модификация генов для лечения болезней — это евгеника!» Окей, тут ты меня поймал: если определять евгенику как «попытки улучшить генетический пул человечества», это действительно верно. Но что не так с евгеникой? «Что не так с евгеникой? Гитлер занимался евгеникой! Неэтичные учёные из пятидесятых годов, которые стерилизовали чёрных женщин без их согласия, занимались евгеникой!» А что не так с Гитлером и теми учёными? «Что значит, „что с ними не так“? Гитлер убил миллионы людей! Те учёные тоже разрушили жизни многих.» Разве использование модификации генома для лечения болезней делает что-то подобное? «Ну… не совсем.» Тогда что с ним не так? «Это евгеника

«Эволюционная психология — это сексизм!» Если определять «сексизм» как «веру в различие между полами», это верно по крайней мере про часть эволюционной психологии. Например, принцип Бейтмэна постулирует, что у видов, где женские особи инвестируют больше усилий в воспитание потомства, ритуалы спаривания предполагают, что мужские особи будут ухаживать за женскими чтобы основать пару, а это закладывает фундаментальное психологическое различие между полами. «Отлично, значит, ты признаешь, что это сексизм!» Напомни, почему именно сексизм — это плохо? «Потому что сексизм утверждает, что мужчины лучше женщин, и что у женщин должно быть меньше прав!» Это как-то следует из принципа Бейтмэна? «Ну… не совсем.» Так что же с ним не так? «Это сексизм

Второй, чуть более изящный способ использования презумпции типичности выглядит так: «X принадлежит к категории, чей типичный представитель вызывает некоторую эмоциональную реакцию. Следовательно, мы должны применять ту же эмоциональную реакцию к X, даже если X приносит пользу, которая перевешивает вред.»

«Смертный приговор — это убийство!» Убийство в стиле Чарльза Мэнсона приносит только вред. Поэтому оно вызывает столь сильное отторжение. Сторонники высшей меры наказания считают, что оно позволяет уменьшить преступность или принести другую сопутствующую пользу. Другими словами, они считают, что это «хорошее убийство» 3, как во вводном примере Мартин Лютер Кинг был «хорошим преступником». Но так как обычное убийство — это табу, сложно воспринять выражение «хорошее убийство» всерьёз, ведь даже само упоминание слова «убийство» может вызывать точно такую же негативную реакцию, как и в стандартном случае.

«Позитивная дискриминация — это расизм!» Верно, если вы определяете расизм, как «благоволение определённым людям на основе расовой принадлежности», но, снова, нашу мгновенную негативную реакцию на типичный пример расизма (Ку-Клукс-Клан) нельзя обобщить на этот случай. Перед тем как распространять негативные эмоции на позитивную дискриминацию, следует проверить, обладает ли она всем тем, что заставляет нас ненавидеть Ку Клус Клан (насилие, унижение, отсутствие в обществе разнообразия и зависимости благосостояния человека в первую очередь от его поступков). И даже если мы найдём какие-то из них (подрыв меритократии, например), следует так же доказать, что они не приносят больше пользы, перевешивающей вред.

«Взимание налогов — это воровство Верно, если под воровством вы подразумеваете присвоение чьих-либо денег без согласия человека. Но в отличие от типичного примера воровства (проникновение в чей-либо дом и кража украшений) у налогообложения всё же есть положительные стороны. Воровство обычно несправедливо и наносит ущерб обществу. Первое можно применить и к налогообложению. Второе — нет, если вы согласны, что важнее спонсировать государство, чем оставлять деньги именно у тех людей, которые их заработали. Речь идет об относительной важности обоих пунктов. Следовательно, нельзя просто отказаться от налогообложения из-за того, что воровство как таковое вызывает неприязнь. Вам также придется доказать, что предполагаемые затраты этой формы воровства превышают пользу.

Должен заметить, так как большинство споров всё же представляют собой скорострельный обмен доводами и контрдоводами а ля клуб дебатов, иногда всё же следует отвечать «Налоги — это не воровство!». По крайней мере это лучше, чем сказать: «Налоги — воровство, но хорошее», оставляя для противоборствующей стороны ответ: «По всей видимости, мой достопочтимый оппонент считает, что воровство может быть полезным, мы же будем храбро отстаивать противоположную точку зрения», после чего модератор ударит в гонг, не давая полнее раскрыть точку зрения. Если ты в клубе дебатов, делай что должен. Но если у тебя есть роскошь философской ясности, лучше отринь Тёмное Искусство и взгляни чуть глубже на происходящее.

Бывают ли случаи, когда этот аргумент полезен? Да. Например, в качестве попытки установить на ощупь забор Шеллинга; скажем, принцип, что никто не должен воровать, даже если воровство может быть полезным, потому что тогда будет сложнее вычленить и противостоять действительно плохим видам воровства. Или в качестве попытки зажечь разговор, указывая на потенциальное противоречие: «Замечали ли вы, что налогообложение содержит многие черты типичного воровства? Должно быть вы об этом даже никогда не думали? Почему различаются морально интуитивно правильные поступки в обоих случаях? Не лицемерны ли мы?» Но такое использование довольно ограничено. Как только собеседник ответит: «Да, я думал об этом, но налогообложение отличается от воровства по причинам X, Y и Z», разговор уйдёт вперёд; нет особого смысла настаивать: «Но это воровство

Но в большинстве случаев, я думаю, что это больше аргумент, опирающийся на эмоции, или даже скорее аргумент вида «ты будешь выглядеть глупо, ответив на него». Нельзя просто взять и ответить: «Он хороший преступник», так что если у тебя потенциально склонная к критике аудитория и не так уж много времени для объяснений, ты в ловушке. Тебя только что принудили использовать типичный пример для слова, чтобы отнять самую важную информацию.

Во всех остальных случаях адекватная реакция на попытку убрать значимую информацию это «Нет, спасибо, зачем?» И именно поэтому это самый худший аргумент в мире.

Авторские примечания

Отредактировано, август 2013. После того как получил комментарии и жалобы, я немного отредактировал эту статью. В частности, я попытался убрать жаргон с LessWrong, который отпугнул некоторых незнакомых с сайтом людей, которым просто перешли на статью по ссылке.

Отредактировано, август 2013. Также некоторые читатели жаловались, что это просто неинтересная новая формулировка уже обсуждённых софизмов (каких конкретно непонятно, но чаще всего ссылаются на poisoning the well — «отравление источника»). Меня это не особо задевает, ведь я и не утверждал, что открываю Америку. Многие софизмы перекликаются друг с другом, и разбираться в том, где кончается один и начинается другой — не самое увлекательное занятие. Но хочу отметить, что с самой жалобой я не согласен. «Отравление источника» — это представление двух разных фактов. Например: «Мартин Лютер Кинг был плагиатором… и, кстати, что вы думаете о его взглядах на гражданские права?» Утверждения могут быть не связаны вообще, и обычно это делается осознанно в качестве уловки. В случае презумпции типичности утверждение только одно, но сформулировано оно таким образом, чтобы представлять информацию неверным образом. И его употребление часто несознательно. Приведенный пример про плагиат не подходит под презумпцию типичности. Если вам кажется, что это эссе об обыкновенном «отравлении источника», то либо у этого термина есть незнакомое мне значение, либо вы не понимаете сути статьи.

  • 1. По совету от сообщества я специально включил три типично либеральных примера и три типично консервативных, чтобы избежать спекуляций на тему, в чью сторону ангажирована статья.
  • 2. Следует отличать этот подход от деонтологии, веры в то, что есть некий доказуемый моральный принцип, по которому никогда не следует убивать. Я не думаю, что такое уж важное уточнение, потому что мало кто продумывает эту проблему настолько глубоко, и потому что у меня есть личное и (признаю) спорное мнение, что деонтология большей частью и есть попытка формализовать и оправдать презумпцию типичности.
  • 3. Некоторые люди «решают» эту проблему, говоря, что «убийство» относится только к «отнятию жизни не по закону». Увы, это не более искусно, чем переопределить слово «преступник» как «человек, который нарушает закон и не Мартин Лютер Кинг». Вычленение презумпции типичности — это более полное решение. Например, оно так же покрывает родственный (но большей частью саркастичный) пример, что «тюремное заключение — это похищение».

Перевод: 
Павел Садовников, Екатерина Карпова
Оцените качество перевода: 
Средняя оценка: 4.5 (6 votes)
  • Короткая ссылка сюда: lesswrong.ru/282